Страна Изобилия - [6]
О какой цифре речь, он пока не знал, но предположим, что это 3 %. На первый взгляд немного, всего лишь незначительный выигрыш, скромная добавка, возможность вытянуть на копейку больше из производственного процесса во времена, когда во всех газетах горняки на фотографиях вгрызаются в здоровенные слои породы, сплошь состоящей из металла, когда заводы повышают выпуск продукции на 50 %, 75 %, 150 %. Зато эта цифра стабильна. Можно год за годом безотказно получать дополнительные 3 %. А главное, это ничего не стоит. Нужно лишь немного по-другому организовать те работы, которые люди уже выполняют. Это 3 % дополнительного порядка, вырванные из тисков энтропии. Перед лицом латанной-перелатанной вселенной, вечно разрушающей саму себя, вечно готовой рухнуть, это — созидание, это выигранные 3 % процента того, что нужно человечеству, ясные, полученные без затрат, попросту в качестве награды за размышления. Более того, думал он, этот метод можно применять не только на отдельных фабриках и заводах, чтобы получать на 3 % больше фанеры, или на 3 % больше орудийных стволов, или на 3 % больше гардеробов. Если возможно максимизировать, минимизировать, оптимизировать набор станков фанерного треста, то почему нельзя, поднявшись на следующий уровень, оптимизировать набор фабрик, приняв каждую из них за уравнение? Можно настроить одну фабрику, потом — группу фабрик, пока они не загудят, пока они не запоют. А это значит…
— Ты что это делаешь? — закричала низенькая женщина. — Ты глаза-то разуй, не видишь, что ли, что делаешь, а?
Когда вагон в очередной раз перетрясло, крупный мужчина воспользовался возможностью, высвободил руку и закурил. Папироса свисала у него изо рта, но тут вагон дернулся, и весь табак вылетел и приземлился, дымясь, на ее плечо.
А она была так зажата со всех сторон, что и руки поднять не могла.
— Извини, сестренка, — сказал обладатель большого подбородка, пытаясь стряхнуть пепел с ее плеча на пол.
— На кой мне твое извини, ты, болван косорукий! А ну, убери с меня эту гадость. Ой, да ты на мое пальто посмотри, ты ж мне его насквозь прожег…
… а это значит, думал он, что метод наверняка можно применить ко всей советской экономике в целом. Он понимал, что подобное невозможно при капитализме, где у всех заводов разные владельцы, одержимые конкуренцией друг с другом, на которую они попусту тратят средства. Там некому рассуждать систематически. Капиталисты не захотят обмениваться сведениями о своих производственных процессах; какая им от этого выгода? Потому-то капитализм слеп, потому-то он движется на ощупь, спотыкаясь во тьме. Он похож на организм, лишенный мозга. Но здесь — здесь возможно планировать, рассматривая всю систему как единое целое. Экономика — чистый лист бумаги, на котором пишет здравый смысл. Так почему же ее не оптимизировать? Все, что ему потребуется, — это убедить соответствующие органы власти прислушаться к его словам.
Предположим, что во всей советской экономике можно добиться ежегодного прироста на 3 % — общий прирост рассчитать нетрудно. Это быстро сложится в огромную сумму. Через каких-нибудь десять лет страна будет в полтора раза богаче по сравнению с тем, что было бы без этого прироста. Золотой век, обещание которого слышалось в слаженном гуле каждой производственной линии, но которому еще предстояло освободить мир от нужды, наступит быстрее, чем можно было надеяться, — золотой век, обещанный партией, однако не сразу, а лишь когда будет завершена вся тяжелая работа по строительству, если не считать его символических форм, вроде “Советского шампанского”. Если смотреть из будущего, когда любые товары, какие только можно себе вообразить, потекут из индустриального рога изобилия в головокружительном количестве, то нынешний момент времени в самом деле будет выглядеть скудным, убогим, тесным, задыхающимся от теней, и оправданием ему будет лишь то, что он вызвал к жизни. Если смотреть оттуда, где царит изобилие, сегодняшний день будет трудно представить. Он будет казаться не вполне реальным, абсурдным временем, когда люди без каких-либо явных причин обходились без вещей, которые человечеству вполне под силу произвести, и жизнь не цвела так, как это заведомо возможно. Сегодняшний день будет походить всего лишь на бледный, неубедительный вариант настоящего мира, еще не рожденного. И он способен приблизить этот час, думал он, чувствуя, как голова идет кругом. Он окинул взглядом вагон и увидел, как ко всему и ко всем, кто тут находится, прикасаются грядущие преобразования, как проходящая по всему рябь создает новые, более благородные формы, как коробка, громыхающая в сторону Крестовского острова, становится обтекаемым бесшумным эллипсом, наполненным золотым сиянием, как одежды женщин оборачиваются расшитыми шелками, военная форма превращается в серебристо-серые изделия портняжного искусства, а лица — лица по всему вагону расслабляются, с них сходят вызванные заботами морщины и всяческие отметины, оставленные зубами нужды. Он может этому помочь. Он может помочь сделать так, чтобы это произошло, по три дополнительных процента за раз, пускай ему уже стало ясно, что для создания необходимых динамических моделей потребуется колоссальная работа. Не исключено, что на эту работу уйдет вся жизнь. Но он способен ее сделать. Он способен настроить весь советский оркестр, если ему дадут возможность.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.