Страна холодного солнца - [13]

Он занимался спортом и категорически не курил. Не употреблял спиртного, все, что он мог себе позволить, – это замороженное в морозильнике пиво, которое он не пил, а ел, вынимая пивную шугу из горлышка бутылки черенком чайной ложки.

Лео был холост и при этом женский пол особым вниманием не награждал, а назойливые приставания буфетчицы – нимфоманки с непомерными вагинальными амбициями – цинично отвергал. Правда, в последнее время он проявил живейший интерес к пингвинам, особо интересовался королевскими, а после нескольких дней пристального наблюдения задался вопросом – как отличить самку от самца?

Он читал умные книжки и был целеустремлен. В отличие от сверстников, строивших планы от зарплаты до зарплаты, Лео точно знал, чего хочет. В будущем он видел себя ученым-преподавателем в родном училище, и это была не мечта, это была уверенность.

Впрочем, была у него одна слабость – был он болезненно брезглив. Брезглив настолько, что ходил в гальюн со своим освежителем на один и тот же толчок, наивно полагая, что, кроме него, им никто не пользуется.

А еще Лео страдал повышенной волосатостью, не росли они только на коленях и на пятках. Каждое утро он шел к умывальнику, проклиная судьбу, брился он спереди до ключиц, а сзади по плечи, чтоб волосы не торчали из-под рубашки.

Долго думали Петров с Моревым и решили использовать леонтьевскую привязанность к фаянсовому другу. Они взяли в метеолаборатории электрохимическую бумагу от телетайпов, аккуратно нарезали и, перед тем как Лео должен был совершить традиционный ежедневный поход в гальюн, заменили ею туалетную бумагу.

Каждый день после ужина старший лейтенант Леонтьев спасался от флотской суеты в своем собственном зазеркалье. У него был приватный портал в параллельный мир, он проходил через заветную дверь, оставляя позади вечно недовольных начальников и надоедливых подчиненных. В том мире он был единственным человеком, и мир этот был прекрасен. Он наслаждался покоем. Но когда его ноги совсем отекали и начинали неметь, ему приходилось вставать с толчка, вытирать зад, открывать волшебную дверь и возвращаться обратно в безжалостный мир регулярной воинской дисциплины.

Ох и непростая была эта электрохимическая бумага, по цвету и на ощупь она мало отличалась от туалетной, а при традиционно приглушенном освещении гальюна становилась практически неотличимой.

Для поддержания нужной оптической плотности, скорости записи и срока хранения электрохимическую бумагу пропитывают пирокатехином, азотнокислым калием, щавелевокислым аммонием, щавелевой кислотой и еще какой-то гадостью с красивым труднозапоминающимся названием. И если этой бумагой потереть кожные покровы, то повреждение эпидермиса вам гарантировано, а если повезет, то возможно повреждение дермы вплоть до сосочкового слоя, а это уже гиперемия и зуд.

Весь следующий день Петров с Моревым наблюдали за Леонтьевым и, не отметив ничего необычного в его поведении, решили, что затея не удалась, а через день и вовсе об этом забыли.

А зря, набор агрессивных химикатов медленно, но уверенно делал свое дело. Уже скоро Лео почувствовал легкое жжение и зуд в области ануса. Правда, его это совсем не беспокоило и даже, честно говоря, доставляло некоторое физическое удовольствие.

Прошла еще пара дней, и удовольствие переросло в неудобство, зад чесался так, что Лео не мог себя сдерживать. Поперву он старался чесаться незаметно, при этом стыдливо озирался, дальше больше, зудело так, что он, не стесняясь, мог запустить пятерню в штаны.

Как матерый секач об ствол дерева, Лео елозил задом о любой попадающийся выступ, особо он полюбил подлокотник у кресла в метеолаборатории, а когда терпеть было невмоготу, он выходил на палубу и отклячивал зад против ветра. Воздушные массы Антарктики охлаждали мускулюс глютеус, временно снижая желание почесаться.

Петров с Моревым к такому развитию событий готовы не были. Результат явно превзошел ожидания, но и сознаться они не могли, Леонтьев находился в таком состоянии, что это было бы равносильно самоубийству.

Наконец, поняв, что само это не пройдет, Лео сдался доктору. Молча спустив брюки и согнувшись пополам, он подставил оголенный зад докторскому взору. Видавший виды старый эскулап увиденным был обескуражен. Такое он видел в детстве, в ленинградском зоопарке в клетке с надписью: «Гамадрил (лат. Papio hamadryas) – род павианов, отряд узконосых обезьян. Обитает в открытых местностях Африки (Эфиопия, Судан, Сомали, Южная Нубия) и Азии (Аравийский полуостров, в том числе Йемен)».

Схожесть была стопроцентной – полностью заросшее тело и воспаленный, голый красный зад.

– Ну что там, доктор?

– Что-что! Тут лечить надо.

– Ясен перец, лечить надо! Вы мне скажите, что там.

Доктор снял с переборки зеркало и расположил его напротив задницы пациента.

– Вы, голубчик, лучше сами взгляните.

Лео извернулся и вытянул, как смог, шею, в отражении он увидел «стоп-сигнал».

Лео взвыл, а на доктора опять нахлынули детские воспоминания – ну ни дать ни взять гамадрил!

Хирургического вмешательства не потребовалось, лечение было консервативным. Доктор обильно смазал зад старшего лейтенанта главным медицинским препаратом Вооруженных сил – мазью Вишневского. (Лечить можно было даже ее запахом.) Приляпал марлю и закрепил по углам пластырем.