Страна джунглей. В поисках мертвого города - [73]

В 1952-м, наверно, почувствовав необходимость обеспечивать семью, Морде совершил немыслимое: в 41 год он впервые в жизни устроился на «настоящую» офисную работу с девяти до пяти. Он стал руководителем только что организованного телевизионного отдела Associated Press. Для большинства людей такой пост стал бы последним шагом к процветанию, сигналом, что будущее твое уже определено и безбедная, обеспеченная жизнь совсем рядом. Но только не для Морде. «Последние годы жизни он катился по наклонной», – сказал мне его внук Джозеф Эссей-третий. Глория Густафсон отказалась говорить о Теодоре Морде, но Эссей по моей просьбе встретился со своей бабушкой и задал ей несколько вопросов. « Из журналиста, путешественника и шпиона он превратился в отца семейства, – рассказывал Эссей. – Ему это очень тяжело давалось». Я сказал, что понимаю: чтобы быть зрелым человеком, приходится идти на большие компромиссы.

Что же до отношений между Густафсон и Морде, то их медовый месяц давно закончился, и они часто ругались. Не шел на пользу, как говорят родственники, и тот факт, что Глория не ладила с его матерью. Иногда супруги целыми днями не разговаривали друг с другом. Брак трещал по всем швам.

Усугублялись все эти проблемы еще и профессиональными неудачами Теодора. Как рассказал мне Дэйв Морде, не попав на высокую должность в отделе новостей CBS в Нью-Йорке, он посчитал, что виной этому был его документальный фильм «Пески скорби», получивший негативные отзывы в прессе за сочувствие палестинцам. Морде замкнулся в себе и стал меньше общаться с близкими и друзьями. Казалось, мыслями он постоянно витал где-то вдалеке от дома. Львиную долю времени он стал проводить в полном одиночестве.

В некоторые дни, свободные от работы в Associated Press, он спускался к морю, поднимал паруса на своей яхте и шел на ней в пролив Лонг-Айленд. У него была шикарная, черная, как оникс, 15-метровая двухмачтовая яхта. Выходя на морские просторы, он чувствовал себя свободным человеком. Это была его свобода – чувство, что можно направить яхту к горизонту и не останавливаться, с тем же самым чувством в далекой молодости Морде пробирался зайцем на тот первый пароход. На море, вдалеке от шумных детей, под соленым ветром, ласкающим его чисто выбритое лицо, он погружался в размышления. Что произошло с его жизнью? В какой момент он свернул с правильного пути? Способен ли он вообще превратиться в рядового обывателя?

Все это времяон продолжал думать о потерянном городе Бога-Обезьяны. Со времени экспедиции в Гондурас прошло больше десяти лет, и самые сокровенные воспоминания начали постепенно стираться в памяти. По словам родственников, Морде сильно беспокоило, что люди стали ставить под сомнение результаты его поисков. Если он действительно сделал в джунглях такое удивительное открытие, то почему не возвращается туда снова? Может быть, что-то скрывает?

Но по прошествии всех этих лет Морде просто не мог вернуться. Он стал совершенно другим человеком. Теперь у него была семья и работа, не позволявшая на несколько месяцев уехать в джунгли. Ему надо было платить по счетам, держать на плаву домашнее хозяйство. Родственники видели, что он изо всех сил старается сосредоточиться на теперешней жизни, пытается быть хорошим мужем и отцом, то есть делает все, как люди вокруг.  Но «нормальная» жизнь не могла быть для Морде нормой… и добром все это закончиться просто не могло.

В 1953 году он наконец решился на серьезный разговор с Глорией. «Я больше не могу так жить, – сказал он ей, как вспоминают родственники. – Мне надо уйти». Они обсудили возможность развода. Он снова начал сильно пить, навлекая на себя проклятия религиозной матери. Тайны его жизни, как реальные, так и вымышленные, сожаления и секреты все сильнее и сильнее точили его изнутри.

В конце концов Морде ушел из семьи и поселился в летнем доме своих родителей в массачусетском Дартмуте. Мать с отцом незадолго до этого продали фамильный дом в Нью-Бедфорде, где прошло его детство, и переехали во Флориду. Но в Дартмуте он прожил совсем недолго, а потом, к удивлению отца, потерявшего надежду уследить за сыном, уехал в неизвестном направлении.

В декабре 1953 года Альберт Морде отправил в Клуб исследователей письмо с такими словами: «Сейчас, когда я пишу эти строки, у меня никаких сведений о текущем месте проживания [Теда]… Вы лучше пишите на мой адрес, а я буду передавать ему все ваши сообщения и письма точно так же, как делал в прошлом. Как только (если это произойдет) мне станет известен новый адрес сына, по которому вы сможете отправлять корреспонденцию напрямую, я сразу вам его сообщу».

В этот мрачный периодсвоей жизни Морде то и дело возвращался мыслями в военные годы, вызывая на свет демонов, которым лучше было бы оставаться в заб-вении. «Теодор искренне верил, что за ним охотятся какие-то люди – те, с кем он пересекался во время службы в OSS, – рассказала мне его племянница Сюзан Шамвей. – У него по этому поводу была настоящая паранойя». В другом разговоре она добавила: «Мне кажется, он поставил под сомнение все, чем жил… пытался разобраться, что в его жизни было действительно важно. Например, вспоминал погибших товарищей или чувствовал себя виновным в смерти каких-то людей. Война творит с людьми и не такое…»