Страховщики - [8]

Бомплигава увидел его ищущий взгляд и понятливо рассмеялся.

— Наверное все же Судьба… Если б ты знал во что сейчас вмешался своими кривыми руками, чему захотел помешать!

— Не надо об этом, уважаемый, — сказал один из монахов. — Не время и не место…

— Да-да… Конечно, — неожиданно любезно согласился Бомплигава. — Действительно не время…

С веселой улыбкой он оглядел Эвина.

— Ну да ладно — сказал кровник — Всему на свете приходит конец. Кровной мести тоже. Я предлагал тебе мир и жизнь… Помнишь?

Эвин снова не ответил.

Назад нельзя. Там сопели сразу двое, несло пивом и сырой редькой. Ага! Значит еще и телохранители тут. Во дворе, получается, никого нет, может быть, разве кто-то из работников или хозяин. Это не страшно. Тогда правое окно. Узко, конечно, только левое-то еще меньше. Думай, думай, думай…

Что делать? Куда выгребать?

— Я понимаю и ценю те чувства, что ты испытываешь ко мне и моему дому, — насмешливо продолжил Бомплигава, — но никак не могу умереть для твоего душевного спокойствия. Согласись, что это было бы слишком любезно с моей стороны…

«Женишься тут, как же… Живым бы уйти….»

Эвин слегка подёргивал руками, переступал с ноги на ногу. Он пока не пробовал вырваться, но проверял тех, кто его держал. Тот монах, что держал его слева, явно левша. Это давало маленький шанс. Совсем-совсем крохотный. Нужно только поймать момент.

— Ты не захотел мира, — продолжил Бомплигава так, словно ничего не видел и не чувствовал. — Что ж, каждый хозяин сам себе…

Заглушая его слова, в воздухе возник далекий рокочущий звук, словно где-то далеко-далеко разом грянули Императорские трубачи.

— Предлагать его тебе второй раз, значит не уважать тебя как врага. Так что…

Далекий гул приблизился, перешел в визг, и тут же, без перерыва в грохот. Дом качнуло. Стены задрожали, словно охваченные страхом, сверху посыпался мусор, что-то задребезжало и упало с жалобным звоном. Телохранители завертели головами, не понимая, что происходит. Женский голос за стеной завизжал и левый дернул головой, чтоб посмотреть, что там твориться.

Самое время.

Эвин всем весом прыгнул вперед и, развернувшись, тут же подался назад.

Левый неосмотрительно дернулся следом за ним, но не удержался, начал падать, и Эвин добавил ему ногой под колено, угодив по нужной косточке. Тот вскрикнул, но теперь его никто не слышал. Шум перестал быть просто звуком — он стал силой, которая лупила в стены невидимым молотом, заставляя дом подпрыгивать, раскачиваться и ходить ходуном.

Правого он достал пяткой, и тот упал, больше думая о себе, чем о господине и тем более о пленнике, добавил ребром ладони по шее. Правок такой удар не требовал. Один миг — и из четверых стало трое. Ничего. Обойдется, если жив останется.

Крыша подпрыгнула, и каким-то чудом Эвин увидел там небо и звезды и серп Мульпа и огненную полосу, перечеркнувшую небо. Бомплигава этого не видел, но сообразил, чем все это может кончиться, и отпрыгнул.

Стоял он неудобно…

От этого прыжок его оказался коротким — до расползающейся по бревнышкам стены.

На все что тут произошло, ушли какие-то мгновения. За спиной Эвина остались еще двое, но они уже не считались. Он кожей чувствовал, что не успеют они, не успеют!

Но он и сам не успел.

Куда уж человеку соревноваться с силами, которые стоят вне его разумения.

В одно мгновение крыша не выдержала и рассыпалась. Бревна и балки, отделявшие людей от милосердного неба, рухнули на пол, словно брошенные Кархой игральные палочки, отделяя его от Бомплигавы. Сухое дерево, крошась щепками, полетело в камин и вспыхнуло. Не дожидаясь смерти, Эвин оттолкнувшись от лежащего правого, нырнул в окно, угодив плечом в перегородку. Деревяшка хрустнула, разламываясь, и он, несмотря на то, что творилось вокруг, услышал этот хруст.

Острая боль в руках. Камни, трава. Через держи-кусты он прокатился так и не заметив их. Несколько раз его перевернуло через голову, скрюченные пальцы хватались за все, что попадается, но остановиться он так и не смог. Сила, раскатившая по бревнышку постоялый двор не пожалела и его самого.

Его несло, катило, ударяя, кажется, о каждое дерево в лесу. Грохот летел следом, и он не понимал, что же все-таки случилось, а потом его легко, как хозяйка бедной хижины сметает крошки со стола, смело с высокого берега прямо в Эйбер…

* * *

…Света не было.

Не было вообще ничего, кроме тяжести.

И от этого он не видел, что происходит рядом с ним.

Странное ощущение. Мир вокруг не давал ничего знать о себе, но он определенно находился где-то поблизости, окружал его. Он чувствовал мир, не смотря на то, что вокруг, сколько можно различить, раскинулась темнота, но она, эта тьма, как раз и свидетельствовала о том, что реальный мир есть где-то рядом, ибо мир, скрывавшийся за ней, никак не мог быть виртуальным.

Он попытался отождествить себя с чем-нибудь, чтобы зацепиться за реальность, но тщетно. Попытки что-либо вспомнить накатывались волнами и пропадали. Память, как и чувства, предала его и молчала.

Страха он не чувствовал — чтобы не называлось этим словом, оно было неведомо ему, но все же что-то похожее на растерянность в нем зародилось. Ничего подобного за всю его жизнь с ним еще не происходило, хотя какова длинна его жизни он также не знал.