Страх - [39]

- Оба! - положила она правую руку на левое плечо. - Аба! крест-накрест на другое плечо легла левая ладонь.

- Нравится?! - крикнула она через всю комнату.

Сытым усталым взглядом Тулаев посмотрел на ее точеные ножки, на ступни с тонкими, отлакированными на ногтях пальцами, на руки, закрывшие ее в общем-то неплохую, еще совсем не провисшую грудь, и нашел в себе силы крикнуть:

- Нет, не нравится!

Ее правая рука при новом такте музыки взлетела с плеча на затылок. Левая повторила ее движение. Теперь Лариса уже была похожа на пленную, которую вот-вот погонит конвой. Она, словно почувствовав уязвимость своей позы, в которой она действительно оказалась совершенно голой, перенесла руки по очереди на бедра и, слегка присев, два раза качнула бедрами с такой яростью, что Тулаев сразу вспомнил как-то виденный им по телевизору танец живота. Лариса точно так же втянула его и пружинисто выпустила, заставив напрячься до красноты вишенку пупка.

- А так?!

- Нравится, - соврал он.

Ему совсем не хотелось, чтобы Лариса и дальше голяком танцевала перед ним. В полумраке ночи ее тело почему-то смотрелось лучше, чем днем. А к тому же он дико, одуряюще хотел спать.

Локти стали тряпочными, и он упал на спину. Комнату все еще сотрясала "Макарена", мелькали в воздухе тонкие руки Ларисы, раскачивались ее упругие груди, но он уже ничего не слышал и не видел. Включился невидимый счетчик и после двадцати трех минут сна в прокуратуре пошла двадцать четвертая, потом двадцать пятая и дальше, дальше, дальше...

Дотанцевав, Лариса убрала громкость, подошла к Тулаеву, нагнулась к его лицу и послушала мерное дыхание. Лежащие на кресле брюки беззвучно попросили утюга. Лариса обошла кровать, взяла их и провела взглядом по стрелкам. Они были месячной давности. Что-то еще не тронутое в душе, материнское, отозвалось жалостью. Оно не походило на жалость к себе, которая ощущалась в душе даже после разбойного танца. Оно было еще очень слабеньким, но Лариса подчинилась и ему.

Накинув халат, она установила в комнате гладилку, включила утюг и подняла над собой, сложив штанина к штанине, брюки.

На пол скользнуло что-то белое. Руки сами отнесли брюки в сторону. Белой заплаткой на паласе лежала записка. Лариса подняла ее и прочла написанный ровным почерком Межинского адрес Зака.

25

Тулаев проснулся от звука сработавшей за окном автомобильной сигнализации. В голове все еще стоял туман, но ощущение соломинки исчезло. Пустоту заполнили чем-то плотным и вязким, и Тулаев поневоле потянулся, избавляясь от этой странной вязкости.

Сигнализация все повизгивала ошалевшим поросенком, и он подумал, что если потомкам лет через сто захочется понять дух нашей эпохи, то им нужно будет прослушать пленку с голосистыми трелями самых разных автомобильных сигнализаций, и они все поймут.

- Московское время - четырнадцать ноль-ноль, - еле слышно прошуршало из глубины комнаты радио.

- Лари-иса, - позвал он пустоту.

Повернул голову вправо и сразу разглядел свои выутюженные до неприличной опрятности брюки, рубашку, а поверх них - записку. Еле дотянулся до нее рукой.

"Буду поздно вечером. Еда в холодильнике. Целую. Лариса".

Еда в холодильнике - это уже было слишком. Путь к сердцу мужчины, как известно, лежит через желудок. Его явно уже считали почти мужем, а он до сих пор так и не выяснил для себя, хочется ли ему расставаться с холостяцкой свободой.

Тулаев освежил лицо водой из-под крана, посмотрел в чужое

зеркало на свои все еще уставшие глаза и ему до противного

сильно захотелось на стрельбище. Он уже месяц не держал в

руках ни одного ствола и даже не был до конца уверен, что

сможет вбивать на одной задержке дыхания три пули в одну

точку.

Палец сам набрал номер дежурного по "Вымпелу". Он оказался из новичков, долго не мог понять, кто звонит, а когда сбоку подсказали, то выдал чуть ли не как гостайну сообщение о том, что стрельбы его бывшей группы спланированы на шестнадцать ноль-ноль на полигоне омздона.

- А какие стрельбы? - под гул в голове спросил Тулаев.

- Из "Гюрзы". Пистолетные.

- А почему не в "коротком" тире?

- Не могу знать.

"Коротким" звали тир на новой базе "Вымпела" в Балашихе. По сравнению с тиром на старой базе он выглядел так же, как японский телевизор рядом с нашим комодом-"Рубином" третьего поколения. Деревянные пол и стены, крашенные желтой краской, вентиляция, хорошее освещение. Но он был длиной всего пятьдесят метров и годился только для стрельбы из пугача, как называли в "Вымпеле" пистолет "макарова".

- Передай командиру группы, что я подъеду, - властно потребовал от трубки Тулаев. - Пусть получит оружие и боезапас и на меня.

Положил трубку и тут же пожалел о своей запальчивости. В окне желтым пламенем горел жаркий московский день, а на открытом полигоне омздона, на тридцатом километре Щелковского шоссе, вряд ли зной был слабее. Но менять решения он не привык.

Тулаев посмотрел на часы и понял, что времени на еду в холодильнике уже не осталось...

Он еле успел к выдаче оружия. Оказалось, что стрельбы не совсем обычные. Два невзрачных мужичка из конструкторского бюро привезли новую модификацию девятимиллиметрового пистолета "Гюрза" под новый патрон с секретным сердечником и каждому, выходящему на рубеж стрельбы, выдавали их под расписку.