Страх чужаков - [7]

Моя семья долго жила в Освенциме. Моя прапрабабушка помнила, когда он был Аушвицем, но никогда не говорила об этом времени. Я родился там, а кое-кто из моего семейства еще живут там. Я ходил там в школу, а когда ее закончил, мой отец нашел мне работу в музее Аушвица.

Внешне может показаться жестокостью послать шестнадцатилетнего парня работать в таком месте, но в то время я не выказывал никаких признаков блестящей карьеры, на которую надеялись мои родители. В то время, если быть честным, я выказывал мало следов интеллекта. Поэтому отец, который учил в школе одного из гидов лагеря, замолвил за меня словечко, и на следующий день я стоял на автостоянке, глядя на те самые ворота, на которых были выбиты слова: «Arbeit macht frei».

Двенадцать лет спустя я все еще был там. Я провел много лет, изучая это место и сопровождая туристские группы. Директор музея нашел способ послать меня на обучение в Ягеллонский университет в Кракове, чтобы изучить английский. Он брал меня в Варшаву на целые недели кряду, чтобы брать там уроки по туризму. Я продвинулся с места простого мальчика на побегушках до гида и до заместителя директора, и в конечном счете, когда директор ушел на пенсию, я занял его место.

А три месяца спустя открылась вакансия в Министерстве туризма в Кракове, и я ухватился за нее обеими руками и фактически швырнул Эльжбету со всеми нашими пожитками в фургон, решив никогда, никогда больше не возвращаться.

* * *

— Должно быть, это похоже на возвращение домой, — сказал Фруки, когда мы заехали на ту самую стоянку.

— Это и есть его дом, — сказал Бартек. — Томек родом из Освенцима.

— Да? — заулыбался мне Фруки. — Правда? И на что похожи здесь рестораны?

Я уставился на него:

— Ты серьезно?

Он задумался.

— Ага, вы правы. Догадываюсь, что здесь не тянет шляться по злачным местам.

— Верно.

Я открыл свою дверцу и выбрался наружу. Другие официальные машины, лимузины, автобусы и военные грузовики заезжали за нами, заполняя автостоянку и вставая даже на обочинах дороги, что вела в лагерь.

Я осмотрелся. Прошло по меньшей мере пять лет, когда я в последний раз видел Аушвиц. Конечно, сам лагерь все еще выглядел точно таким же, и даже вид его вызвал у меня дрожь. Но мой преемник на посту директора явно не сидел без дела: новый с иголочки музейный комплекс вырос на месте того, начальником которого я побыл, хотя и краткое время. Комплекс был современным, приземистым, деловым. Здесь не надо было выглядеть красиво; место служило для обучения. Я задумался, хватило бы у меня целеустремленности, чтобы отгрохать этот новый музей.

У ворот дожидалась громадная группа людей. Я увидел среди них своего преемника, и множество городских сановников, а среди последних и свою тетю Стасю и дядю Мирека. Дядя и тетя замахали мне и я нехотя помахал в ответ.

Когда все лацертане высадились из своих «эспасов», все солдаты НАТО, Америки и Польши спрыгнули со своих грузовиков и заняли позиции, а все сановники сошли со своих лимузинов, мы все единой группой двинулись к воротам и к дожидающемуся комитету встречи.

Когда мы приблизились, снова началась процедура представлений. Брифинг-документы НАСА говорили, что лацертанам, похоже, нравятся формальности встреч и знакомств с людьми. Ясно, что и разнообразные сановники тоже этим наслаждались, что казалось сейчас уже несколько излишним.

Даже если бы мы захотели скрыть некоторые менее достойные аспекты человеческой истории, это было бы бесполезным. Лацертане, сказал мне Брайт, изучали наше радио- и телевещание, когда еще только прокладывали дорогу в Солнечную систему. К тому времени, когда мы узнали, что они идут, они уже все знали о нашей истории и все наши грязные тайны. Они видели ученые документальные свидетельства холокоста. Они смотрели «Список Шиндлера», хотя было не вполне ясно, понимают ли они различие между документальным кино и драмой — Супермеховые Животные выражал желание обсудить соответствующие бизнес-стратегии людей и лацертан с Дж. Р. Эвингом. Они, если верить Брайту, отказались отплатить дань уважения мертвым в Шоа. Они попросили отвезти их в Аушвиц.

Я был не вполне уверен, что мне об этом думать. Часть меня находила весьма унизительным, что продвинутая, путешествующая к звездам раса ощущает необходимость сделать такое. Другая часть меня чувствовала страшный болезненный стыд, что мы показываем себя лацертанам с нашей самой отвратительной стороны. Они должны знать, что здесь произошло; но нет никакой необходимости давать им экскурсию.

Но все что лацертане хотели, то они и получали. Польское правительство получило запрос — ну, реально, это был набор инструкций — и было спущено указание: найти работника министерства, способного провести группу чужаков по Аушвицу, не вызвав фатального затруднения для Человечества. В конце концов они нашли представителя, удовлетворяющего первым двум критериям.

Павлюк на совещании, продолжавшемся почти два часа, внушал мне важность удовлетворить третьему критерию. Потом Брайт ухитрился сделать то же самое примерно за одну десятую часть этого времени. Я должен показать лацертанам Аушвиц, и не должен сплоховать никоим образом.