Страх чужаков - [13]

— Что вы хотите? — пробормотал я, борясь с подушками, пока не уселся в постели.

Возникла пауза, лацертанин, очевидно, просматривал какую-то заранее приготовленную речь.

— Я хочу поблагодарить вас за спасение моей жизни, — сказал он. Потом он сказал: — Эта строка — просто шум, Бедный Ублюдок. Эта личность приносит много извинений за недостаток легкости с языком Бедного Ублюдка.

Я прижимал трубку к уху и думал, кончится ли когда-нибудь этот кошмар.

— Я не спас вашу жизнь, — сказал я. — У вас была штуковина, которая останавливает взрывы.

— Бедный Ублюдок верил, что жизнь этой личности в опасности. Бедный Ублюдок не знал о штуковине, которая останавливает взрывы.

— Ну, это верно, но…

— Поэтому Бедный Ублюдок спас жизнь этой личности.

Логика вывода в данный момент мне плохо давалась, поэтому я просто сказал:

— Ну, ладно, если вы так считаете…

— Поэтому эта личность… — Компьютерный голос прервался, и я мог поклясться, что услышал «тук-тук-тук» металлической ноги, в раздумье постукивающей по полу. — Мы вам обязаны, — сказал он. Потом пауза. — Нет, еще одна бессмысленная строка. В этом языке нет смысла, Бедный Ублюдок. Эти люди продали нам дефективные лингвистические программы. Эта личность будет требовать замены.

Я устало покачал головой.

— Нет, смысл есть. Может, вы еще не до конца поняли, как пользоваться языковым софтвером. Надо просто говорить «я», а не «мы». Хитрый Кот обязан мне, но не все лацертане. — Я никак не мог поверить, что веду такой разговор.

— Хитрый Кот, все лацертане, все — одна вещь, — сказал голос. — Эти личности не делают различий.

— Правда?

— Эти люди обязаны Бедному Ублюдку.

— Хорошо, порядок, купите мне какие-нибудь цветочки.

— Наверное, Бедный Ублюдок захочет технические спецификации на ту штуку, которая останавливает взрывы?

— Хорошая мысль, но я не думаю, что буду пользоваться ею очень часто.

Молчание на другом конце линии.

— Хотя, — сказал я, когда совершенно причудливая мысль скользнула ко мне неизвестно откуда, — кое-что вы могли бы сделать…

* * *

Я повесил трубку и потер ухо. Глянув на будильник, я увидел, что уже почти четыре утра. Рядом со мной Эльжбета — очевидно, привыкшая к долгим телефонным разговорам в нелепые ночные часы — тихонько посапывала. Я улегся и закрыл глаза.

И здесь кто-то начал тарабанить в дверь.

— Ты встанешь и ответишь, — сказала Эльжбета.

Я открыл глаза.

— Я думал, ты спишь.

— Когда столько происходит вокруг меня?

Снова затарабанили.

— Давай, посмотри кто это, Томек.

Я встал, надел шлепанцы и зашаркал из спальни через гостиную, в конце концов прислонив голову к входной двери. Дверной глазок оказался прямо напротив моего глаза, дал картинку типа рыбий глаз с очень возбужденным Фруки. Я не был слишком удивлен, даже если и предполагал, что он улетел вместе с лацертанами обратно в Америку.

Я отпер дверь, открыл ее и сказал:

— Тебе следовало позвонить загодя. Я бы приготовил еду.

— Ага, — пробормотал он, протираясь мимо меня в квартиру. — Только я не мог позвонить загодя. Разве я мог, когда твой телефон последние три с половиной часа был занят?

— Разве? — Я пожал плечами: — Наверное, сбой на линии.

— Нет, сбоя не было. Я проверил.

Он остановился в центре гостиной и повернулся ко мне лицом:

— Я думал, я у нас хорошие рабочие отношения, Том.

— Хорошие, — сказал я, — если ты запомнишь, что не надо называть меня Том.

Я закрыл входную дверь и снова запер ее.

— Том, — сказал он, — я когда-нибудь лгал тебе?

Я подумал.

— Не думаю, — сказал я. — Если не считать лжи умолчания, конечно, в противном случае ты лжешь мне более или менее постоянно с тех пор, как мы впервые встретились.

Его обычная улыбка полностью отсутствовала, и было не тяжело догадаться, почему. Он смотрел на меня так пронзительно, что я мог бы вспыхнуть от жара. Я устало мигал на него.

— О, это ты, Тим, — сказала Эльжбета из дверей спальни. — Я не знала, что ты вернулся.

— Иди в постель, Лиз, — сказал Фруки, не отрывая глаз от меня. — Нам с Томом надо кое о чем потолковать.

— Да как ты смеешь говорить со мной подобным образом! — закричала она, больше от удивления, чем от чего-то иного. — Врываешься сюда в черт знает какое…

— Иди в постель, — мягко сказал я.

— Томек!

— Просто иди, Эльжбета. Тиму и мне надо кое-что обсудить.

Она уставилась на нас, и я должен признать, это был гораздо более пугающий взгляд, чем тот, на который был способен Фруки.

— Мне что, и уши пальцами заткнуть? — иронически спросила она. — Просто на случай, если я подслушаю какие-то ваши секреты?

— Не попала, — сказал Фруки, так и не посмотрев на нее.

— И меня зовут не Лиз! — завопила она. До этой ночи я мог бы сказать, что невозможно делать резкие движения в рубашке до лодыжек, однако Эльжбете это прекрасно удалось, когда она бросилась обратно в спальню. И она хлопнула дверью достаточно сильно, чтобы сбить со стены одну из уродливых картин своей кузины Ивоны.

Фруки и я остались стоять в центре гостиной, уставясь друг на друга. Я сказал:

— У тебя две минуты, а потом я звоню в полицию.

— Думаешь, я боюсь полиции?

— Через пару минут узнаем.

— Окей, — сказал он, — о чем вы говорили?

— Извини? — сказал я.