Страдающий бог в религиях древнего мира - [15]

Робертсон пытается несколько другим способом понять специально историю страданий Христовых, в смысле драматического изображения мифа в духе описанных нами языческих культов. Он исходит при этом из момента поругания Иисуса. В этом поругании в новейшее время видят сознательное подражание языческим обычаям, которые соблюдались при казни рабов или преступников: их предварительно наряжали в царское платье. Такая человеческая жертва приносилась даже в историческое время ежегодно Кроносу на острове Родосе. В семитической мифологии отец богов Кронос, «которого финикийцы называют Израилем», также приносит в жертву своего единородного сына Иедуа, оказав ему предварительно царские почести. Вообще человеческая жертва лежит в основе религиозной истории Израиля: пасхальный агнец является заменой принесения в жертву перворожденного; этот пасхальный агнец зажаривался, по словам Иустина, в форме креста. Замечательно, что крест был религиозным символом уже в дохристианское время. Мы познакомились с ним, как с символом жизни, уже в культе Озириса. На острове Крите он также встречался в очень древнее время в связи с другими религиозными символами. Может быть, следует подразумевать и под знаком, сделанным на челах избранных (кн. Иезекииля 9, 4, 6), тот же крест. Далее церковный писатель, Юлий Фирмик, говорит об обманчивых подражаниях кресту Христову. Язычники во время некоторых мистерий срубали в полночь дерево и прибивали к нему ягненка за лапы. Срубленное дерево напоминает культ Аттиса, во время которого действительно фигурировал агнец. Но и сам Аттис, как и фригийский Марсиас, является таким «повешенным» богом. Последний изображен также на древнем канделябре, находящемся в капитолийском музее в Риме: он висит на сосне[30]. История сыновей Саула, 11, Самуила 21, 14 показывает, что и у иудеев повешение перед лицом Ягве являлось религиозным актом. Наконец, неоднократно уже указывалось на параллели трем голгофским крестам, которые мы встречаем в рассказах о Иосифе и о двух сотоварищах его по заключению и о распятии Амана и его двух друзей.

Сравнение евангельских рассказов друг с другом еще и теперь доказывает, что история страданий Христа создавалась лишь постепенно, и что она подверглась изменениям. Так, рассказ Луки о двух разбойниках, несомненно, возник под влиянием истории Иосифа; у Марка еще оба разбойника одинаково поносят Христа. Пасхальный агнец обусловил в евангелии от Иоанна не только дату смерти Иисуса, но и «сокрушение голеней» обоих разбойников; «кость же Иисуса», как пасхального агнца, да и сокрушится (согласно Исходу, 12, 46). В особенности, псалом 22-й повлиял на образование легенды; отсюда ведет свое происхождение не только перемена одежды Иисуса, но и единственное (согласно евангелию от Марка) слово его на кресте, которое в конце концов превратилось в семь слов.

Тем не менее, было бы поспешно выводить слишком значительные заключения из таких отдельных данных. Из предыдущего, во всяком случае, с несомненностью вытекает, что существовали все необходимые предпосылки для возникновения в иудейской религии образа умирающего и воскресающего Мессии. Этот образ был затем перенесен на личность Иисуса или появился в жизни одновременно с ней. Такое предположение подтверждается также критическим изучением евангелий, в которых мы встречаем двойной образ Мессии. Один Мессия проповедует и действует, другой — умирает и воскресает, оба они сливаются в один образ в вере христианской общины.

Наконец Б. В. Смит пытается открыть даже в новом завете следы «дохристианского культа Иисуса»[31]. Особого внимания заслуживает его указание на то, что прозвище Иисуса: «назорей» не могло происходить, согласно Матф. 2, 23, от слова: «Назарет». Наоборот, оно было названием дохристианской иудейской секты. И действительно, древним общим именем для христиан было: «назаряне». На арабском языке оно является таковым и теперь. Точно также назореями назывались обыкновенно мандеи. Как специальные почитатели Иоанна Крестителя, они также известны под именем «иоанновых христиан». Другие называли их сабиями (крестителями), вследствие обычных у них крещений. А их имя «адонеи» происходит от основателя их секты Адо (Адониса?).

Религиозная система мандеев, ведущая свое начало из Вавилона, является в своем древнем виде чисто-политической. Ее эсхатология подверглась сильному влиянию парсизма. В центре системы находится «возлюбленный сын», «перворожденный из богов», спаситель Гибиль-Зива, названный Manda de hajje («Познание жизни»). Наряду с крещением мы встречаем у них и «вечерю» с «куском хлеба и водой», и празднование воскресения, как священного дня недели.

В лице мандеев мы, действительно, встречаем промежуточное звено между описанными нами выше восточными религиями и христианством. «Палестинские гемеробаптисты с их разновидностями элькезаитов, назореев, эвионитов являются теми сектами, в которых нашли себе выражение еще в дохристианское время вавилонские идеи, распространившиеся под иудейским и в особенности под наватейским влиянием. Ими были еще в дохристианское время восприняты вавилонская идея посредника и связанные с ней языческие обряды крещения. Впоследствии они здесь еще более утвердились в своей противоположности христианству» (Baudissin).