Стою за правду и за армию! - [3]
В ноябре 1868 года штабс-ротмистр Скобелев был причислен к Генеральному штабу с назначением в штаб Туркестанского военного округа. Решение служить на нашей окраине в Средней Азии как нельзя больше согласовалось со взглядами Скобелева на военное дело и с его вечно жаждущей острых, новых ощущений натурой. Только здесь он мог пройти на практике боевую школу, только тут мог быть удовлетворен его мятежный дух.
Туркестану принадлежит длиннейший период деятельности Михаила Дмитриевича. Здесь начал из него вырабатываться будущий герой Ловчи и Зеленых гор; здесь, в роли начальника маленьких отрядов, он проявил личную храбрость, научился понимать солдата и понял его психологию; здесь он выказал себя не только выдающимся военным, но и искусным администратором в качестве военного губернатора и командующего войсками Ферганы. Здесь, наконец, в Ахалтекинскую экспедицию 1880–1881 годов Скобелев проявил себя полководцем в полном смысле этого слова. Служба Скобелева в Туркестане может быть разделена на четыре периода.
В первый период он, причисленный к Генеральному штабу, командует 9-й Сибирской казачьей сотней и на деле показывает, что можно потребовать от нашего казака, если начальник сумеет внушить ему безграничное доверие и уважение к себе. За короткое время командования сотня уже слушалась малейшего движения его рук, смотрела ему в глаза. Личный показ и пример – вот главное чудодейственное средство заставить подчиненного совершить любой подвиг. Это средство применял Скобелев и в чине штабс-ротмистра, переплывая со своей сотней в 1870 году несколько раз Сырдарью, и впоследствии, генералом от инфантерии на предсмертном маневре 4-го корпуса в июне 1882 года. Вместе с тем у Скобелева крепнет уверенность, что от солдата можно потребовать почти невозможного, надо только уметь требовать, и эта уверенность создаст новых чудо-богатырей под Ловчей, Плевной, Шейновым и Геок-Тепе.
С июля 1871 года Скобелев находился в одиннадцатимесячном отпуске. В апреле 1872 года он был прикомандирован к Главному штабу, а в июле того же года назначен старшим адъютантом штаба 22-й пехотной дивизии в Новгороде с переводом в Генеральный штаб капитаном. Скучная, однообразная жизнь в Новгороде не могла удовлетворить Михаила Дмитриевича. 30 августа 1872 года, произведенный в подполковники с переводом в штаб Московского военного округа, он, не прибывая к новому месту службы, прикомандировался к 74-му пехотному Ставропольскому полку для отбытия ценза батальонного командира и отправился на Кавказ.
Волнующаяся Польша, покоряемый Туркестан и только что замиренный Кавказ – вот те окраины и та военная школа, школа практики, которую проходит Скобелев. Он рвется из шумного Петербурга, скучает в Новгороде, проводит отпуска то в погоне за бандой поляков, то изучая поля сражений датчан и пруссаков. Лихой корнет, спортсмен, если хотите – гусар-кутила, проявляет личную храбрость в борьбе с повстанцами в Польше. Та же личная храбрость в небольших экспедициях в Туркестане, умение увлечь своих подчиненных, внушить им, что и невозможное бывает возможным, характеризует первый период службы Скобелева в Туркестане. На Кавказе Михаил Дмитриевич попадает в муштру известного полкового командира из пруссаков – полковника фон Шака[9] и с любовью изучает приемы строевой и стрелковой подготовки солдата. Но, мало того, Скобелев здесь на опыте познает дух армейского товарищества и боевую закваску полка, выработавшуюся в непрерывной борьбе и постоянных лишениях.
Второй период службы Скобелева в Туркестане связан с экспедицией против Хивы в 1873 году. Скобелев приложил все усилия, чтобы попасть в эту экспедицию. Вначале Михаил Дмитриевич был назначен состоять при отряде полковника Ломакина[10], двигавшегося к Хиве с севера через пустыню Устюрт.
Вот как сам Скобелев рассказывал впоследствии о Хивинском походе:
«В апреле началось движение войск эшелонами. Сначала я находился при одной из колонн и исполнял разные поручения. У колодцев Баш-Акта мне поручено было командование отдельной небольшой колонной. Подвигались вперед мы медленно, испытывая страшные лишения: жара доходила до 45°, духота и сухость воздуха были невыносимы; кругом, куда ни бросить взор, безжизненная пустыня, бесконечные пески, пески. Вода в колодцах была большею частью скверная, солоноватая; колодцы глубоки, иногда до 30 саженей, и доставать воду при таких условиях было очень трудно, и эта операция производилась крайне медленно. Иногда воды недоставало не только для лошадей, верблюдов, овец, которые сопровождали отряд, но даже для людей. Наконец мы поднялись на Устюрт. Сухость воздуха и духота еще более увеличивались, было несколько песчаных ураганов… Словом, мы вступили в царство настоящей пустыни… Вообще, весь этот поход – это непрерывная борьба с природой. О неприятеле ни слуху ни духу! Пищу люди получали более скромную, горячую почти не ели вследствие недостатка топлива.
Двигались утром и вечером, днем же отдыхали или, вернее, мучились, пеклись на солнцепеке, так как палаток у нас не было (брали только самое необходимое). Бывали случаи, когда люди окончательно падали духом, отставали во время похода, и приходилось прибегать даже к крутым мерам, чтобы их поддержать. Раз я одну роту провел под барабан и на плечо верст шесть, чтобы поднять в них энергию. Особенно тяжелые сцены приходилось наблюдать у колодцев при раздаче воды: люди превращались тогда чуть не в зверей, и только благодаря офицерам порядок устанавливался.
