Стоящие у врат - [33]

Здесь моросил легкий дождь и пахло свежестью, столь редкой для Брокенвальда. Правда, так могло показаться после насыщенной медикаментозными ароматами атмосферы медблока.

За время моего отсутствия Луиза и Холберг ушли довольно далеко. Правда, они шли медленно, прогулочным шагом, так что мне удалось их нагнать на углу улиц Галки и Скворечни. В других обстоятельствах я бы посмеялся такому сочетанию.

Моя помощница и новый сосед между тем болтали как старые знакомые. Заметив мое приближение, они остановились. Меня поразила улыбка Луизы. Впрочем, когда я подошел, она тотчас посерьезнела.

— Вот и вы, Вайсфельд, — сказал г-н Холберг. — Насколько я понимаю, доктор Красовски изливал вам свою обиду на меня. Между прочим, я действительно не считаю его виновным. Хотя инструменты следовало бы хранить более тщательно.

— Мне бы тоже не пришло в голову, что кто-то заберется в кабинет и украдет скальпель, — вступился я за своего начальника. — В конце концов, откуда ему знать, что среди тех, кто регулярно приходит в медицинский блок, может оказаться потенциальный убийца?

— Разве дисциплина требуется только в случаях критических? — возразил г-н Холберг. — Надеюсь, что происшествие послужит ему хорошим уроком. Но что же мы стоим? Пойдемте, мы ведь собирались проводить госпожу Бротман.

— Как ваши глаза? — спросил я.

— Гораздо лучше, благодарю вас.

Некоторое время мы шли молча. Улица была пуста, никто не попадался навстречу, кроме полицейских патрулей, шагавших по мостовой с уверенностью механизмов.

— Ваш Красовски не безнадежен, — сказал вдруг г-н Холберг. — По крайней мере, регулярно бреется. Не смейтесь, Вайсфельд, это очень точный показатель. Особенно в местах, подобных Брокенвальду. Путь вниз начинается с безразличия к вопросам гигиены… — с этими словами он повернулся к Луизе, шедшей рядом молча. — Госпожа Бротман, я не хочу отнимать у вас время, поэтому ответьте мне на несколько вопросов сейчас, пока мы еще не дошли до вашего дома. Итак, вы познакомились с Максом Ландау вскоре после…

— Вскоре после прихода в Германии нацистов, — закончила Луиза. — Да, именно так. Он тогда в очередной раз приезжал в Вену. Девять лет назад, в тридцать четвертом. Приехал один — раньше он приезжал вместе с труппой, — поставил несколько спектаклей с непрофессиональными актерами — не из классического репертуара, очень мрачные, они не пользовались особым успехом, а венские нацисты, уже чувствовавшие свой близившийся триумф, устроили настоящую травлю в своих газетах… Мы познакомились после одного из спектаклей, в доме моих друзей.

— Вы были близки? — уточнил г-н Холберг — без всякой необходимости, на мой взгляд.

— Вас интересует, были ли мы любовниками? — Луиза отвечала равнодушным голосом, вернее — рассеянным. Видно было, что ее занимают другие мысли. — Нет, разумеется. Но если вы имеете в виду другую близость, не телесную — да. Хотя это продолжалось около месяца — пока он не уехал.

— И больше не виделись?

— Нет. Встретились уже здесь, в Брокенвальде… — она остановилась, коротко взглянула на нас.

— И вы, конечно, помнили его все эти годы.

— И да, и нет. Слишком много событий произошло. Я вспомнила о нем — здесь, при встрече. О нем и о его жене… — Луиза, до того исподлобья смотревшая на моего друга, отвернулась. — Господин Холберг, я восхищаюсь ее поступком. И сочувствую ее страданиям…

— Страданиям? — бывший полицейский неопределенно хмыкнул. — Да, конечно. Вы имеете в виду болезнь мужа?

— При чем тут болезнь? Я имею в виду его чудовищное отношение к ней, — ответила Луиза.

— Чудовищное отношение? — г-н Холберг чуть замедлил шаги, бросил на меня вопросительный взгляд.

— Да, это так, — подтвердил я. — Не далее как накануне спектакля мы с госпожой Бротман были свидетелями отвратительной сцены… — я вкратце пересказал новому соседу историю скандального появления в медицинском блоке Макса Ландау и его жены. — Если говорить о вопиющей неблагодарности, то тут у господина Ландау было не так много конкурентов. Разумеется, — поспешно добавил я, — не гоже так говорить об убитом.

— Нет-нет, я думаю, в нашем случае говорить можно все, — сказал Холберг. — Мы ведь не сплетнями занимаемся, а пытаемся пролить свет на тайну его убийства, — не показалось, что последняя его фраза была обращена не столько ко мне, сколько к моей помощнице, с явной неохотой рассказывающей о покойном. — А почему вы говорите о неблагодарности, Вайсфельд? За что господин Ландау должен был благодарить свою жену?

— Госпожа Ландау — урожденная баронесса фон Сакс, — ответила за меня Луиза. — Старинный немецкий род, по-моему, одним из предков был легендарный поэт Ганс Сакс. Непрямым, возможно, но тем не менее. Так что в жилах госпожи Ландау текла чистейшая нордическая кровь, арийская, без малейшей примеси, — мне показалось, что в голосе моей помощницы прозвучала скрытая насмешка. — Так что никто бы ее не отправил в гетто, если бы она сама не захотела этого.

— Вот оно что… — пробормотал мой друг. — Очень интересно. Хотя я не уверен, что в подобном случае следует говорить о благодарности или неблагодарности. Человек вообще существо по большей части непредсказуемое… Тем не менее — да, интересно. С ней вы тоже познакомились в Вене, госпожа Бротман?