Стоунхендж - [18]

Хенгалл держал дубину поднятой.

— А почему ты не ушёл с ним? Разве он не твой ближайший друг?

— Я не пошёл, — смиренно ответил Джегар, — потому что вы мой вождь, и это мой дом, и я не хочу жить в далёкой стране около моря.

Хенгалл сомневался. Ему очень хотелось ударить жезлом и обрызгать землю кровью, но он был справедливым человеком, и взял под контроль свой гнев и опустил оружие. Джегар честно ответил на его вопросы, и хотя Хенгалл не любил этого молодого человека, он поднял его на ноги, обнял его и дал ему небольшой бронзовый нож в качестве вознаграждения за преданность.

Но Ленгар сбежал к Чужакам. И Хенгалл сжёг хижину своего сына и разбил его горшки в порошок. Он убил мать Ленгара, которая была его собственной первой женой, и приказал Гилану применить Детоубийцу к мальчику, которого все считали сыном Ленгара. Мать ребёнка громко кричала, умоляя о пощаде, но кость зубра взлетела, и мальчик умер.

— Он никогда не жил, — постановил Хенгалл. — Его больше нет.

На следующий день был канун Летнего Солнца, и племя должно было идти в Каталло. Заключать мир. И встретиться с Санной.

* * *

На рассвете, когда племя двинулось на север, отец принёс Сабану рубаху из оленьей кожи, ожерелье из зубов кабана и бронзовый нож с деревянной ручкой, подвешивающийся на пояс.

— Ты мой сын, — сказал Хенгалл, — мой единственный сын. Поэтому ты должен выглядеть как сын вождя. Собери волосы назад. Стой прямо!

Он кратко кивнул матери Сабана, своей третьей жене, которую он очень уже давно не призывал в свою хижину, затем пошёл проверить белую жертвенную тёлку, которую должны были отогнать в Каталло. Даже Камабан отправился в Каталло. Хенгалл не хотел, чтобы он шёл, но Гилан настаивал, что Санна хочет лично увидеть Камабана. Поэтому Галет привёл покалеченного мальчика из его логова в Старом Храме, и теперь Камабан прихрамывал в нескольких шагах позади Сабана, Галета и Лидды, беременной женщины Галета. Они шли на север по холмам вдоль речной долины, и за всё утро добрались до окраины этой холмистой местности, что означало, что они на половине пути в Каталло. Для большинства людей, которые стояли на возвышениях и пристально вглядывались вперёд в лес и болота, это было огромное расстояние, на которое они когда-либо удалялись от дома.

Их тропа резко погрузилась в густой лес, изрезанный маленькими полями. Это была земля Мэдэна, край плодородной почвы, высоких деревьев и обширных трясин.

Мужчины общины Хенгалла подвинулись поближе к своим женщинам, когда вошли в лес, а маленьким мальчикам дали пучки соломы крепко привязные к палкам, и подожгли от тлеющих углей, которые несли в глиняных горшках с дырочками. Мальчики бегали туда-сюда по тропинке, размахивая своими дымящими палками, и громко кричали, отгоняя злобных духов, чтобы те не смогли напасть на женщин. Жрецы пели, женщины сжимали в руках амулеты, а мужчины стучали древками копий по стволам деревьев. Чтобы умилостивить духов, песни зазвучали ещё громче, когда группа пересекала место слияние нескольких ручьёв неподалёку от Мэдена.

Хенгалл шёл во главе своего племени, на берегу одного из больших ручьёв он дождался Сабана.

— Мы должны поговорить, — сказал он сыну, затем взглянул на Камабана, ковылявшего в нескольких шагах позади. Юноша нашёл другую полусгнившую баранью шкуру на замену своей старой рубахи, и нёс мешок из невыделанной кожи, в котором хранилось его нехитрое имущество — кости, змеиная кожа и амулеты. От него воняло, а волосы опять были спутанными и грязными. Он взглянул на отца, вздрогнул и сплюнул на тропинку.

Хенгал брезгливо отвернулся и зашагал вперёд с Сабаном. Через некоторое время он спросил Сабана заметил ли он какая хорошая пшеница в Мэдене. Кажется, что буря пощадила эти поля, завистливо заметил он, и добавил, что видел прекрасных толстых свиней в зарослях у реки. «Свиньи и пшеница, — сказал он, — это всё, что людям необходимо для жизни, и за что он благодарен богам».

— Возможно, только свиньи, — размышлял он, — наверное, это всё, чем нам надо питаться. Свиньи и рыба. От пшеницы одни неудобства. Она сама не сеется, это хлопоты.

Хенгалл нёс кожаную сумку, которая позвякивала при ходьбе, и Сабан предположил, что в ней некоторые ценности племени. Люди идущие далеко впереди запели, и звук становился всё громче, когда все подхватывали мелодию. Она докатилась и до идущих позади, но ни Хенгалл, ни Сабан к пению не присоединились.

— Через несколько лет, — внезапно сказал Хенгалл, — ты будешь достаточно взрослым, чтобы стать вождём.

— Если будут согласны жрецы и люди, — осторожно произнёс Сабан.

— Жрецов можно подкупить, — сказал Хенгалл, — а люди сделают, как им скажут.

Голубь захлопал крыльями в листве, и Хенгалл поднял глаза, чтобы увидеть направление полёта птицы, надеясь, что будет хорошее знамение. Оно было хорошим, так как птица направилась к солнцу.

— Санна хочет тебя видеть, — зловеще сказал Хенгалл. — Встань перед ней на колени и склони голову. Я знаю, что она женщина, но обходись с ней как с вождём, — он нахмурился. — Она суровая женщина, суровая и безжалостная, но имеет власть. Боги любят её, или боятся её, — он с восхищением покачал косматой головой. — Она была уже старой, когда я был мальчиком!