Стоунхендж - [14]

Детоубийца задрожал в руках Хирэка, но он не смог нанести удар.

— Убей его, — зашептал Гилан, — убей его!

Но Гилан стоял позади Камабана, и не мог видеть того, что видел Хирэк. А тот смотрел вниз на Камабана, который высунул язык, на котором были два кусочка золота. Золота Чужаков. Золота Слаола.

Ворон закаркал снова, и Хирэк поднял глаза на птицу, желая узнать, что предвещает её присутствие.

Камабан засунул золотые кусочки обратно за щёку, послюнявил палец и слегка коснулся к разбитому в пыль мелу своей души.

— Слаол рассердится, если ты убьёшь меня, — сказал он Хирэку без всякого заикания, затем слизал мел со своего пальца. Он подбирал ещё и ещё, собирая свою разбитую душу и поедая её.

— Убей его! — завизжал Нил.

— Убей его! — вторил Хенгалл.

— Убей его! — призывал Ленгар.

— Убей его! — громко кричала толпа.

Но Хирэк не мог пошевелиться. Камабан съел ещё мела, затем поднял глаза на жреца.

— Слаол приказывает тебе пощадить меня, — спокойно сказал он без заикания. Хирэк отступил назад, почти до могилы, и опустил Детоубийцу.

— Богиня отказалась от жертвы, — объявил он хрипло.

Толпа вопила. Сабан, его глаза были полны слёз, смеялся.

И скрюченного ребёнка отпустили.

В Рэтэррине царил страх после неудавшегося жертвоприношения. Потому что было ещё несколько знамений куда худших, чем отказ богини от подарка. Хирэк не объяснил, почему он отказался убить мальчика. Сказал только то, что ему был дан знак. Он ушёл в свою хижину, после чего его жёны объявили, что он страдает от лихорадки, а две ночи спустя те же самые жёны объявили, что главный жрец скончался. Они обвиняли Камабана, говоря, что калека навёл порчу на Хирэка. Но Гилан, теперь самый старший жрец Рэтэррина, объявил, что глупо пытаться убить ребёнка, отмеченного знаком Лаханны. Хирэк должен винить только самого себя, говорил Гилан, за то, что удручающе неправильно истолковал послание богов. Золото оказалось в Старом Храме, и это определённо знак того, что Слаол хочет, чтобы храм был восстановлен. Хенгалл с вниманием прислушивался к Гилану, который был весёлым и способным человеком, но не доверял ему из-за его восхищения перед Каталло.

— В Каталло у них есть один большой храм для всех богов, и это хорошо им служит. Мы должны сделать тоже самое, — настоятельно советовал Хенгаллу Гилан.

— Храмы дорого стоят, — мрачно сказал Хенгалл.

— Проигнорируй волю богов, — парировал Гилан, — и что для тебя сделают всё золото, бронза и янтарь в мире.

Гилан хотел быть главным жрецом, но ему не позволял возраст. Был нужен знак от богов, и все жрецы выискивали знамения, с помощью которых они могли бы выбрать одного из них на смену Хирэку. До сих пор знамения казались плохими в дни после неудавшегося жертвоприношения. Воины Каталло стали как никогда дерзкими в своих грабительских набегах на земли Рэтэррина. День за днём Хенгалл слышал об украденных коровах и свиньях. И Ленгар утверждал, что должны зазвучать военные барабаны, и отряды копьеносцев посланы на север, чтобы преградить путь захватчикам. Но Хенгалл всё ещё уклонялся от войны. Вместо копий он послал Гилана поговорить с правителями Каталло, хотя все знали, что в действительности это означает переговоры с Санной, грозной колдуньей. В Каталло мог быть вождь, могли быть великие военачальники, но руководила там Санна, а многие в племени Хенгалла опасались, что это она навела какую-то порчу на Рэтэррин. Иначе, почему не удалось жертвоприношение?

Знамения становились всё хуже. Ребёнок утонул в реке, выдра разорвала дюжину вершей, в храме Эррина и Мэй видели гадюку, а жена Хенгалла всё ещё не понесла. Серые дождевые тучи накатывали с севера. Гилан вернулся из Каталло, переговорил с Хенгаллом и затем снова уехал на север. Люди хотели знать, какие новости друид привёз, и какой ответ Хенгалл отправил в Каталло. Но вождь ничего не говорил, и обитатели Рэтэррина продолжали заниматься своей работой. Надо было делать горшки, добывать кремень, дубить шкуры, пасти свиней, доить коров, носить воду, плести верши и выдалбливать лодки из крупных лесных деревьев. Торговая партия прибыла с южного побережья, их увенчанные рогами лодки были полны моллюсков, соли и прекрасных каменных топоров, и Хенгалл взял с них пошлину, прежде чем позволить им двигаться дальше на север в Каталло. Он закопал один из топоров в храме Слаола, и ещё один в храме Лаханны, но подарки не возымели значения, так как на следующий день на пастбище на холме волки унесли тёлку, три овцы и дюжину свиней.

Казалось, одного Ленгара не беспокоят устрашающие знамения. Он страдал от позора, что уступил золото своему отцу, и восстанавливал репутацию своей славой охотника. День за днём он и его напарники возвращались с тушами, клыками и шкурами. Ленгар развесил шкуры с обеих сторон входа в свою хижину как доказательство того, что боги улыбаются ему. Хенгалл, собрав последние клочки своей власти, строго приказал Ленгару держаться подальше от северных лесов, и таким образов избегать любых столкновений с воинами Каталло. Но однажды Ленгар встретил нескольких Чужаков в южных краях и вернулся с головами шести врагов, которые он насадил на колья на гребне вала. Вороны пировали на татуированных серым цветом головах, и видя эти трофеи на линии горизонта, все больше и больше членов племени приходили к мнению, что боги благоволят Ленгару, и что Хегалл обречён.