Сторожевой полк. Княжий суд - [5]

Княжич резко обернулся, сверкнул глазами. Ох, и неприятный у него взгляд!

– Так вы что – нашли тело?

– Скелет уж один остался в ветхом рубище. Но похоронили по-христиански, в церкви отпели. Где могила его, показать?

Вацлав промолчал, думая о своем. Похоже, слова наши его не заинтересовали.

– Значит, уже побывали там? – Он показал взглядом под землю. – А я надеялся…

Княжич пробормотал что-то неразборчиво.

– Чего говоришь-то?

– Ценности, я полагаю, присвоили?

– Все, что на моей земле, мне и принадлежит.

– Да это понятно. Но одну вещь я бы хотел заполучить.

– Какую?

– Фолиант один важный, что в сундучке малом был.

Вмешался Федька – вот неугомонный:

– Так все книги и свитки в Спасо-Прилуцком монастыре, нам они без надобности.

– Молчи, смерд.

Княжич махнул рукой, и Федька замер. Он просто застыл, как изваяние, с поднятой рукой и открытым на полуслове ртом.

– Княжич, ты на моей земле, и, хоть гостя обижать не след, я могу и нарушить обычай предков.

– Ты? – По устам Вацлава прозмеилась улыбка. Он пробормотал несколько слов себе под нос, и вдруг неожиданно из густой травы на меня поползли огромные змеи. Тварей этих я всегда недолюбливал, если не сказать побаивался. Выхватив саблю из ножен, я несколькими взмахами отрубил им головы. И вот что интересно – отрубишь голову, а змея исчезает, вроде ее и не было. Не иначе – химера, обман.

Я подступил к княжичу с саблей:

– Попугать захотелось? Пшел вон с моей земли!

– Мне угрожаешь, червь? – ощерился Вацлав.

Вскипела кровь; я взмахнул саблей, ударив наглеца поперек груди. Сабля перерубила тело. Сзади раздался смешок.

Я резко обернулся. Княжич стоял в трех шагах от меня как ни в чем не бывало.

Я повернул голову – никакого порубленного тела, вообще никого. Он что – неживой? Дух? Или магией так ловко владеет?

– Не пробуй меня убить – не получится!

Но я поймал его тревожный взгляд, брошенный на рукоять стилета. А ведь в ручке-то у него заклинание, что я прочесть не смог. Попробовать, что ли?

Я выхватил стилет и снизу, без замаха, метнул в княжича. Похоже, удар достиг цели, или стилет в самом деле обладал какой-то необычной силой.

Княжич схватился за живот, попытался вытащить стилет, но силы его иссякли, и он упал на спину.

Сбоку раздался вздох, и я дернулся в сторону. Но это Федор отошел от оцепенения.

– Князь, а что произошло? Я ничего не помню.

– Наваждение, Федька. Княжич его навел, магией он владел.

– Княже, ты погляди, что деется! – изумился Федька.

Я повернулся к телу княжича и ахнул. Быстро – на глазах – кожа на его лице и руках стала сморщиваться, глаза впали, – даже одежда стала ветшать, терять цвет, и на ней появились дыры. К своему удивлению, через несколько минут мы увидели перед собой глубокого старика в рубище.

– Ну ни фига себе! – Федька от избытка чувств не мог подобрать слов.

Я и сам был поражен, столкнувшись с действием магии вплотную.

– Слушай, княже. Старики бают, что нечисть нельзя оставлять на земле – ночью покойник ожить может. Сжечь бы тело надо!

– Тогда хворост собирай да дерево сухое.

Федор отправился за хворостом, благо далеко ходить не надо. Вернулся с охапкой, потом со второй. Притащил небольшое сухое деревце, подрезал ствол ножом, сломал ногой. Мы обложили тело хворостом. Федор надергал мху, поднес огонь.

– Ой, княже, у него же стилет твой, вон – в животе торчит.

– Черт с ним, со стилетом, поджигай.

Я опасался, что вытащи я стилет – и покойник оживет. Не зря, надо полагать, опасался – ведь сабля моя ему вреда не причинила, а удар стилетом смертельным оказался. И все потому, видимо, что заклинание в рукояти лежит. Жалко, что перевести текст не успел, но запомнил его накрепко. Ладно, Савва поможет с переводом.

Понемногу пламя охватило тело. Федор подбрасывал сломанные ветки дерева в слабеющий огонь.

Мы зашли с подветренной стороны – приторный запах жженого мяса был невыносим.

– Федор, неси еще дров, хворост прогорит быстро, а одного деревца не хватит.

В пламени тело Вацлава повело, временами казалось, что он шевелится. «Не дай бог, оживет княжич», – подумал я. Кол бы осиновый ему в грудь вогнать, да осин поблизости нет, верст пять до осиновой рощицы – за Смоляниновом, по дороге к Тучковскому имению Талица.

Федор, едва притащив сухую корягу, бросил ее в огонь и пошел в лес снова, сделал три ходки. Костер бушевал уже вовсю.

По-хорошему надо было бы сложить бревна и на них уже положить тело. Но притрагиваться к нему не хотелось обоим: Федор просто боялся животным страхом, я же опасался, не выкинет ли чародей напоследок какой-нибудь фокус – а ну как дух его в тело мое перейдет?

Мы смотрели на огонь, подкидывали в костер ветки.

Наконец пламя стало угасать, лишь угли багрово рдели. От тела остался лишь обугленный череп и кости.

– Все, Федор, поехали, и так много времени потеряли.

Мы взобрались в седла и тронулись в деревню. Всю дорогу молчали, переживая случившееся.

С Андреем уговорился быстро, согласился управляющий новые земли посмотреть, а за себя младшего сына Павла оставлял.

Назавтра решили выехать. Чего конному собираться? Есть и спать можно на постоялых дворах, с собой в переметных сумах – лишь одежда сменная да скудные личные вещи вроде расчески. Самое важное – деньги. Во все времена, имея их, можно было решить почти любую проблему.