Сторож сестре моей. Книга 2 - [99]

Когда Анна Мария расчесывала ее длинные, темные волосы, Луиза улыбнулась своему отражению в зеркале, наморщив нос. Это сделало ее немного похожей на Кристину. Какой замечательный будет день, когда Кристину Малер, ее плоть и кровь, представят, как Новое Лицо «Луизы Тауэрс». Луиза знала, что Кристина любит ее, как родную мать, и она должна была бы быть ее матерью. Кристина даже по собственному почину сказала, что не хочет видеть Наташу, и не желает даже разговаривать с ней, и прекрасно поняла, что для того, чтобы сделать ее появление на юбилейном приеме более эффектным, очень важно до нужного момента сохранить в тайне ее приезд в Штаты. У девушки было природное дарование драматической актрисы.

Если бы только ее разочарованный отец не отказался от своего первоначального намерения и не приехал вслед за Кристиной. Но Петер Малер объявился несколько дней назад, воспользовавшись билетом, который Луиза оставила для него для очистки совести, если он вдруг передумает.

Так что сотрудникам «Луизы Тауэрс» пришлось решать еще одну проблему, в то время, как она лично потребовала в обмен на щедрое содержание, ознакомительную экскурсию по Соединенным Штатам и полное обслуживание, чтобы он вел себя тихо до торжественного приема и не пытался связаться с Наташей, «конкурентом». Луизу не волновало, что он сделает с Наташей после юбилея. Это их проблемы — его и Наташины.

Было ужасно, что спустя всего сорок восемь часов из отдела маркетинга доложили, что Петер плохо влияет на дочь, расстраивая ее, и потому она выглядит очень несчастной. В отделе маркетинга сказали, что всем пошло бы на пользу, если бы Кристина не встречалась с отцом до торжественного дня. Конечно, Луиза с ними полностью согласилась.

Вчера он кричал на нее и угрожал, когда не сумел разыскать Кристину. Плохо же он знает, как много криков и угроз ей пришлось выслушать за свою жизнь. Ох, ну, да ладно, теперь уже недолго осталось, а потом мистер Малер сможет сам решить, что ему делать — с надеждой вернуться в Прагу и дать дочери жить собственной жизнью.

Укладываясь в прохладную постель, Луиза напевала себе под нос; Анна Мария пристроила повыше огромные подушки, так чтобы ей удобно было работать с магнитофонными записями и рукописными заметками в кровати. Она напевала «Вальс конькобежцев» потому, что всего несколько месяцев назад случайно нашла свою старую музыкальную шкатулку и обнаружила, что может слушать мелодию без слез.

Когда Анна Мария вышла, Луиза закрыла дверь, позволила Голубой Пудре свернуться калачиком подле себя и стала слушать с самого начала запись сегодняшнего разговора с Пенелопой. И хотя языком жестов Пенни не владела — двигалась она просто ужасно, — но вопросы она задавала первоклассные, помогая многое вспомнить и заставляя сформулировать то, что Луиза всегда смутно чувствовала, но не могла точно описать. «…и ревность его детей».

Она нахмурилась, услышав звонок телефона. После последнего телефонного разговора по поводу планов празднования юбилея она ясно сказала Бэнксу, что прервать ее можно только в случае крайней необходимости.

— Мистер Фейнер, мэм. Мистер Ян Фейнер.

Она улыбнулась. Милый Ян, каким верным другом он все-таки оказался, но у нее не было настроения обсуждать дела или что-либо, связанное с тем, что он ей уже рассказал о заговоре ее алчных приемных детей — продать компанию у нее за спиной.

— Скажите мистеру Фейнеру, что я не могу сейчас ответить, но помню о его приглашении на обед и с нетерпением жду завтрашней встречи. Бэнкс, пожалуйста, не беспокойте меня, если не будет ничего срочного. Спасибо.

Ревность… Она только что слушала то место своей записи на пленке, где говорила о ревности детей Бенедикта. Без всякого сомнения, это было справедливо в отношении Сьюзен, но с другой стороны, можно ли винить ее? Должно быть, ей казалось непостижимым, как отец мог жениться на женщине, которая не только прислуживала у них в доме, но была всего на пару лет старше его дочери.

Что касается Чарльза, она до сих пор испытывала к нему двойственные чувства; возможно, так будет всегда. Он показал ей самым унизительным образом, что она ничего не значит для него, хотя наверняка понял в тот ужасный вечер у него в кабинете, что сексуально возбуждает ее почти до полного помешательства. Именно за это, она точно знала, Бенедикт решил отомстить, оставив компанию, которую она построила, Кику.

Деньги и секс, секс и деньги — две вещи в жизни, которые способны сдвинуть горы, стать причиной трагедий, свержения королей и гибели королевств. Она даже не была разгневана, как когда-то, вероломством Кика. Огорчена и разочарована — да; испугана — да; но она слишком беспокоилась о нем, чтобы сердиться. Что ей сделать, чтобы открыть Кику глаза на бессмысленность, бесполезность беспутного и опасного образа жизни Дестины, всецело зависевшего — теперь она знала точно — от наркотиков?

Ей не надо было говорить, что Дестина стал ее заклятым врагом. Она слышала об этом со всех сторон с тех пор, как отказалась возобновить с ним контракт. Она слышала это непосредственно от него в тот день, когда прочитала в «Ежедневнике женской моды», что Дестина все-таки не получил место дизайнера в постановке «Волшебника из страны Оз», что Голливуд тоже не встретил его с распростертыми объятиями. Он тщетно пытался найти работу, отчаянно нуждаясь в деньгах, поскольку его пристрастие к наркотикам больше не хранилось в строгом секрете. Даги говорил ей, что на Седьмой авеню ходили слухи, будто он в когтях у наркодилеров, по уши в долгах. Она содрогнулась, вспомнив, как звучал голос Дестины то телефону: сначала льстиво и беззаботно, быстро сменившись горьким и наглым тоном, когда она сказала, что не видит повода для встречи.