Стоптанные босоножки - [6]

Там ты становишься частью их мира: ничему не удивляешься, не боишься, не задаешь лишние вопросы. Но я так долго там бывала, что наконец спросила. Спросила, почему Лусиан здесь и может ли он вернуться в замок.

Он мне ответил, что это сложно объяснить, и, наверное, самым понятным для меня будет такой ответ: на всех них наложены чары. Так и сказал: «Тебе, наверное, проще будет называть это чарами». Когда к ним являются девушки, и парни разговаривают с ними на языке, который мы называем танцем, чары уменьшаются. Каждая такая ночь – это ступенька к свободе. Я так хотела забрать с собой Лусиана. Но опоздала.

– Почему?

– Тик-так, детка. – Пани Наталья выпустила в потолок струю дыма. – Часы, которые неумолимо тикают. Мне исполнилось восемнадцать, и калитка, ведущая в аллею, оказалась для меня закрытой. Навсегда.

– А напиток? Зачем вы это делаете?

– Рецепт этого напитка упоминается еще в сказке старого Гримма. Конечно, в расширенной версии, которую мало кто знает. По своей сути, это снотворное. Оно погружает в такой глубокий сон, и девушки не чувствуют зов подземелья. А уж зачем я это делаю... как тебе сказать...

Вначале я думала, что хочу уберечь юных девушек от разочарований. «Принцы», как назвал их Якоб Гримм, наверняка разбили не одно сердце. Я вот никак не могу забыть... Но потом мне надоело обманывать саму себя. Я ревновала. Видишь, детка, старая тетка вроде меня, угрюмая и неулыбчивая, ревнует молодых девчонок к сказочным принцам. Но я ничего не могу с собой поделать. Не хочу, чтобы с ним кто-то танцевал. Не хочу, чтобы он вдруг оказался здесь и увидел меня такой. Он-то не изменился... Но вряд ли Лусиан меня помнит. Прошло время, и сменилось столько лиц…

– Вечером я уеду, – вдруг сказала Адриана.

– Знаю, – кивнула пани Наталья и бросила окурок на каменный пол. – Что я могу сказать? Постарайся забыть, если сможешь.

Вместо эпилога

Около семи вечера автобус с группой гимнасток двинулся от замка Ангальд в сторону дома.

Каникулы закончились. Впереди маячили новые выступления и, возможно, новые замки. Но для кого-то Ангальд был один. И эти три девушки сейчас молчали, прижавшись лбами к холодному стеклу.

Адриана думала о том, что даже если она накопит денег, чтобы приехать сюда вновь, ей все равно уже будет восемнадцать. Тик-так. А еще о том, с кем же танцевали Катерина и Дашенька. С Драгу или с кем-то из его братьев? Правда, какое это сейчас имело значение...

«Вот так и становишься взрослой, – внезапно поняла она. – Не тогда, когда тебе исполняется определенное количество лет. А тогда, когда где-то внутри появляется грустинка, и ты знаешь, что теперь она будет с тобой всегда. Или до смерти, или до старческого маразма. А пока нет грустинки, ты еще ребенок...».

Илона весело трещала, пытаясь подсунуть ей свежесделанные фотографии. Но Адриане просто хотелось смотреть в окно – наблюдать, как уменьшается Ангальд.

«Прощай, добрый великан».

«Прощай. И прости, если что».

«А я не жалею. Мне нравится то, что есть. Теперь я тоже часть тебя, слышишь? Как пани Наталья. Как некоторые из нас. И я не хочу забывать».

«Тогда возвращайся. Я буду жда...».

Ангальд, превратившись в серую точку, совсем скрылся за деревьями. Впереди опять были сутки пути, а там – целая жизнь, и каждый сам разберется, что с ней делать.

На первой же стоянке к Адриане подошел водитель, маленький старичок с лукавым взглядом из-под огромных роговых очков.

– Девушка... вы ведь Вишневская? Не хотел подходить к вам на глазах у тренера, вдруг он у вас строгий. Ваш поклонник попросил кое-что вам передать.

– Поклонник? Какой еще поклонник? – удивилась Адриана.

– Ну парень такой, темноволосый, в плаще. Расспрашивал меня, куда вы едете. А потом попросил передать, что будет ждать вас в вашем городе. Если захотите. И еще вот это.

Водитель протянул девушке какой-то сверток.

– Я пойду в автобус, – дрожащим голосом сказала Адриана.

Там, свернувшись калачиком на своем сиденье, она тихонько развернула шарф в мелкую клетку. Внутри лежал серебряный кулон с двумя вишнями из темно-красного граната.