Стонхендж. Точка приближения - [2]

В сущности, нам известно многое, но в то же время мы ничего не знаем, а можем лишь строить догадки и предположения…

Легенда первая. Страна погибших

Земля настоящего тумана раскинулась между Вчера и Сегодня. Но была ли она настоящей? Кто из нас отважится сказать, что картины, проносящиеся в нашем сознании, являют действительно то, что происходит? Всмотрись в эти картины, чужой человек!

Поверишь ли ты в то, что увидишь по ту сторону тумана?

…Маленькая лодчонка плыла по Эйвону с двумя мужами в ней. Была ночь, больно и холодно задувал ветер. Оба путника закутались в плащи: один — в красный, другой — в черный, но эти плащи, промокшие насквозь, не защищали их от промозглой стылости. Тот, кто был в красном, правил лодкой, но потом у него сломалось весло, и лодчонку закрутило в водовороте, замотало из стороны в сторону. Тот, кто в черном, тут же принялся кричать.

Ему было страшно, вот и взывал он в беде к своему богу — а вдруг поможет?

— Что с тобой? — рыкнул кормчий непослушного челна голосом дикого зверя. — Неужто думаешь, что нам сейчас что-то может помочь?!

Лодчонку несло по реке, а берега нигде не было видно. Человеку в черном ужасно не хотелось оказаться в чужих землях, незнаемых и опасных. Вода бурлила, словно смеялись над путниками все злые духи, высмеивая их трусость.

И человек в черном стих. Дурнотно, маятно ему становилось от быстрого и непредсказуемого круговерчения челна в водах Эйвона, от сырости и страха.

Не нужно ему то святилище, нет, совершенно ни к чему ему в Висячие Камни!

Тихий шепот сорвался с губ его, и понесло этот шепот в черную воду черной реки:

— Я никогда не был столь же смел, как ты, господин мой. Я лишь хочу домой!

Так темно и смутно было над рекой, что ни одному из них не дано было разглядеть лица другого. Вот только казалось путнику в черном плаще, что господин его снял вечную свою повязку с глаз. Никто и никогда не видел его без этой повязки на пустой глазнице. А потом мрачно взрезал тьму клинок меча.

— Нет! О боги, нет! — прошептал путник в черном. И тут вспорол ему душу крик, что никогда уже он не позабудет, крик, который могут слышать и ночь, и вода, и враги.

Крик зверя, подумал он. Крик человека, которого сам он никогда не считал человеком. Даже тучи испуганно отпрянули от луны — только на мгновение, но он все равно разглядел своего господина, непобедимого, скрежещущего отчаянно зубами и прижимающего к животу левую руку. А потом вновь подступила тьма.

— Господин? — испуганно прошептал человек в черном. — Что с тобой?

Он пытался понять все: как он отправился в этот дьявольский путь, прочь из мира, который издавна знал, один на один с чудовищем, от присутствия которого кровь стыла у него в жилах.

— Домой хочешь, да? — прорычал его господин, корчась от непостижимой боли. Человек в черном поспешно закивал головой. Да, он хочет убежать прочь от Висячих Камней, он хочет жить, хочет, чтобы было тепло, он хочет, чтоб не было больше в его жизни никаких потрясений, чтобы эти дни были жемчужинами никчемности в ожерелье обыденности, и так — до самого его конца. И тут жуткий спутник схватил его за руку и что-то вложил в нее.

— Сохрани это ради меня, — выдохнул его господин. — Не выпускай это из рук, пока не доберешься до дома. Не выпускай… — И он смолк, стараясь перебороть страшную боль. А человек в черном и пальцем пошевелить был не в силах, не понимая, что сжимает в кулаке.

И тут господин его поднялся в несущейся без правила по стремнине лодке, ухватил своего спутника за шиворот и зашептал ему что-то на ухо, но не расслышали его ни всеведущие духи воды, ни ветер.

— О-о-о, — в неподдельном ужасе только и простонал человек в черном, такой маленький и беззащитный в руках господина.

Считаные мгновения смотрели они в глаза друг другу, но и этого достало.

— Клянусь, — выдохнул наконец человек в черном.

— Знаю, — ответил его владыка, почти нежно улыбаясь.

А потом он выбросил своего спутника в холод черной реки.

— Клянусь, — захлебнулся тот, держа руку с даром господина высоко над водой Эйвона. — Клянусь, — крикнул он, уходя с головой под воду и даже не ведая, в какой стороне берег, по которому он так тосковал в лодке. — Клянусь, — выплюнул он с кашлем, уже не видя утлого челна в темноте. Ему было холодно, нестерпимо холодно.

Тысячи невидимых мокрых рук тащили его под маленькие и большие волны Эйвона. Если бы он еще мог плыть, помогая себе двумя руками, ему было бы легче, куда как легче. Но в правой руке он держал то, что ни в коем случае не должен был потерять, пока не вернется домой, и он не смел даже разжать кулак.

Он вновь ушел с головой под воду. Тьма была теперь повсюду. Он хотел закричать, как кричал недавно тот, другой. Но крик этот был смертельным — только сейчас человек в черном плаще это понял. Нет, ему так кричать никак нельзя. Только великие могут так выкрикивать, выплескивая свою душу. А он не великий, он — обыкновенный.

«Клянусь», — барабанило в его голове, которую зло сжимали пальцы водных духов Эйвона.

Когда он очнулся утром, полузамерзший, но все-таки живой, то увидел, что лежит на берегу, от которого шла дорога к его родным краям. Он кашлял и стыдился самого себя. Все его воспоминания о прошедшей ночи, властно рвущиеся в перепуганную душу, верно, были обманом, дуростью его страха.