Столкновение - [10]

– Лежи, не дергайся… – прошипел Вадим. – Терпи, казак… хм, на этом пока все. Одевайся. Придешь вечером. Возьми сменное белье.

Пациента не надо было упрашивать. Моментально облачившись, он чуть ли не бегом сбежал от страшного соседа, хлопнув входной дверью. Через пару секунд скрипнула калитка.

– Ну, Пелагея Матвеевна, ну, удружила. Век тебя помнить буду, – смахнув со лба крупные капли пота, сказал новоявленный знахарь. – И что мне теперь со всем этим делать, а? Я и так в чудиках хожу, только славы злобного колдуна мне для полного счастья не хватало… – Он посмотрел в окно, выходившее на бывший дом Ширшихи, сейчас там половина бригады обступила кругом его пациента, – по-видимому выпытывая подробности. – Не сиделось вам на берегу Ангары, ловили бы себе омуля; нет, приперлись…

День прошел тихо и буднично (зубрежка химии и биологии, повторение русского и английского языков), за исключением того, что Вадим растопил баньку. Интуиция подсказывала ему – следующий этап лечения должен быть именно там. Сергей появился в половине восьмого вечера, провожали его будто на убой. Несчастный, сейчас его злобный колдун разберет на ингредиенты для зелий! Но ожидания подопечного со товарищи не оправдались. Вместо алхимической лаборатории его отвели в жарко натопленную баню, где хорошенько отхлестали веником, после чего, распаренного до одури, положили на пороге между парной и мойкой. На красную как у рака спину поклали свежий березовый веник, ручку которого обстучали обушком небольшого топорика…

Вадим с чувством выполненного долга смотрел на свою работу. Черная точка исчезла, будто ее не бывало, серый цвет кляксы сменился на молодую зелень, да и сами границы бывшей мутной области расплылись и потеряли очертания, сливаясь со здоровым ореолом. Влив в Сергея сто пятьдесят грамм водки, он отправил его восвояси, наказав на неделю воздержаться от работы, в противном случае знахарь ни за что не ручается. Опьяневший от водки и от счастья парень, не чувствуя ставших привычными болей, рассыпался в благодарностях, сулил деньги, говорил, что он теперь должник до гробовой доски. Увидев протянутые ему мятые тысячные купюры, Вадим озверел, выхватил деньги, запихав их бывшему пациенту за пазуху, и на пинках выпроводил того из бани. Придурок, какой придурок…

– Ты прости его, – сказал утром Фомин, – не держи зла на Серого. Молодой он, глупый: не знает, что таким, как ты, взять деньги – грех. Мы лучше тебе беседку у ручья поставим, материала у нас навалом, хорошо?

– Как пожелаете, ты только не нагружай его с недельку, да вместо матраса пусть на досках поспит. – Почему на досках и почему неделю – Вадим и сам не мог сказать, но так было надо, так было правильно.

Через месяц, в последних числах февраля, Снежок остановил у калитки еще одного посетителя, прибывшего с берегов седого Байкала – Степана Загоруйко. Здоровенный детина, родители которого, коренные харьковчане, по комсомольской путевке приехали строить БАМ, да так и вросли корнями в сибирскую землицу, работал у Фомина и крановщиком, и кровельщиком, и плиточником, и мастером на все руки. Степа серьезно сошелся с Тоней Павловой, сельской почтальоншей, миловидной тихоней среднего росточка. Кроме симпатичного личика и спокойного характера у Антонины были два несомненных преимущества – красивая грудь и богатая коса, спускавшаяся ниже пояса. Несмотря на милый характер, холостячка Антонина который год давала всем потенциальным женихам от ворот поворот. Бабы уже начали говорить про нее нехорошее, но тут неприступная крепость почти сдалась… Под таким напором любая бы выбросила белый флаг. Ухаживал Степан красиво: дарил цветы, которые привозил после рейсов в город, встречал и провожал с работы и на работу (как ему Фомин спускал с рук прогулы?), на почте отремонтировал двери и перегородку, сколотил новый стенд. Местные мужики, наученные горьким опытом, делали ставки, когда Тонька запульнет ухажера куда подальше, но та не спешила радовать общественность. Эксперты сарафанного радио поголовно сходились во мнении, что начальнице почтамта надо срочно подыскивать новую работницу, ибо нонешняя не сегодня завтра помашет Таежному голубым платочком. Весна приближалась, любовная лихорадка набирала обороты. Уж кого-кого, а Степу встретить у порога Вадим ожидал меньше всего.

– Привет, Степан.

– Привет… – Загоруйко уперся взглядом в подтаявший сугроб у завалинки, покраснев, как маковый цвет. Как все запущено-то…

– Я это… – промямлил Степан.

– Степа, ты рожай быстрее, не тяни резину.

– Ну, это… лучше в доме…

– Понял, не дурак. Был бы дурак, не понял. – Вадим пригласил краснеющего мужика в дом, на всякий случай оценивая состояние его ауры и цветовую гамму органов. На первый взгляд все было в порядке, гость просто светился богатырским здоровьем. – Слушаю, Степан Борисович.

Загоруйко сорвал с головы шапку, принявшись переминать ее в громадных кулачищах, как застоявшееся тесто:

– Я это… – завелась волынка по второму кругу, – Вадим Михайлович, с девками… бабами у меня… того.

– Только не говорите мне, что ни разу еще не «того», – усмехнулся Вадим.