Столетний старец, или Два Беренгельда - [27]

— Да, но что в этом дурного? — удивился офицер.

— Именно поэтому вы и не заметили его горящих глаз.

— Прямо перед собой он держал фонарь, — произнес офицер.

— Фонарь!.. Это были его глаза! — воскликнула Лаградна.

Услыхав ее ответ, незнакомец в изумлении остановился и тихо пробормотал: «Неужели это был мой врач?.. Огненные глаза!.. Как это я не разглядел его!»

— А голос? Разве можно его не узнать! — прервала размышления офицера повитуха.

— Это действительно был его голос! — удивленно воскликнул офицер.

Пока незнакомец шел к замку, в стенах последнего разыгрывалась сцена, описание которой вполне дает представление о его обитателях.

В старинной трапезной вокруг роскошно сервированного стола сидели граф, его жена и отец Люнаде. Святой отец был окружен тарелками с изысканнейшими блюдами: все они были початы — наглядное свидетельство того, что цветущий вид и румяные щеки священника являлись предметом усиленных забот хозяев замка. Отец Люнаде уже приступил к десерту, состоящему из многочисленных лакомств и большого количества превосходных выдержанных вин, как вдруг, повернувшись к графине, он заявил, что перина в его опочивальне еще не взбита.

— Не от изнеженности, дочь моя, прошу я поскорее взбить ее.

— Я верю вам, — ответила молодая женщин, сидевшая в кресле с необычайно высокой спинкой и подлокотниками; казалась, ее преднамеренно поместили в этот склеп.

— Ибо, — продолжал отец Люнаде, — почему бы не воспользоваться в этой жизни теми удобствами, которые она может нам предоставить? Господь не дозволяет этого только нерадивым служителям, забывшим о своем прямом долге — сражаться против дьявола. Сын мой, пришлите ко мне в комнату вон тот ликер, что стоит перед вами; сами судите, ведь если мое пищеварение нарушится, я не смогу с должным пылом возносить молитвы Всевышнему, как предписывает нам устав нашего ордена.

Граф передал бутылку лакею.

— Ваши молитвы до сих пор не могут помочь нам зачать ребенка, — произнес граф Беренгельд.

— Сын мой, Господь мудр и ничего не делает зря; если он допустил, чтобы наше Общество было распущено, значит, такова была Его воля. Если у вас до сих пор нет потомства, значит, вы слишком большие грешники. Надо удвоить покаяния, умерщвлять плоть, строго соблюдать посты, а я буду усердно молиться за вас.

— Отец мой, — заметила графиня, — не лучше ли посоветоваться со сведущими людьми и узнать, нет ли иных средств…

От этих слов бывший иезуит пришел в ужас:

— Вы что же, считаете людей более сведущими, нежели Господь?..

При этом восклицании графиня умолкла, лицо ее приняло привычное выражение, то есть холодное и бесстрастное. Супруг же ее, открыв от удивления рот, испуганно взирал на исповедника, чье настроение давно служило подлинным барометром для всех обитателей дома.

— Только Господь может даровать вам желаемое! — продолжал отец Люнаде.

Намерения священника были вовсе не столь корыстны, как могло показаться на первый взгляд. Почтенный отец некогда состоял в знаменитом ордене иезуитов. После упразднения ордена он бежал в Италию, но вскоре вернулся во Францию, где и был обласкан графом Беренгельдом.

Отец Люнаде получил неплохое образование, однако некоторые области знания были ему совершенно недоступны. Он твердо верил религиозным догматам, но еще более он верил в непогрешимость иезуитов, и, как следствие, в свою собственную, ибо он по-прежнему считал себя членом этого ордена. Характер его представлял собой странную смесь изворотливости и прямоты, простодушия и лукавства, самолюбия и доброты. Общество Иисуса не сумело испортить его изначально добрый нрав. Отец Люнаде не стал ни фанатиком, ни гением, ни честолюбцем. Однако достойные братья внушили ему свои принципы и свое особое понимание религии, полностью противоречившее естественному ходу мыслей отца Люнаде, отчего священник нередко пребывал в состоянии противоборства с самим собой.

Так, отцу Люнаде хотелось бы, чтобы у графа Беренгельда не было детей и состояние его досталось бы ему, а не королевской казне. Однако ради этой заманчивой цели он никогда не стал бы строить козни и совершать слишком неблаговидные поступки. Можно с уверенностью сказать, что власть, которую почтенный отец имел над владельцем замка, досталась ему совершенно случайно, в результате непостижимого стечения обстоятельств, а именно в силу определенного духовного родства хозяев замка и святого отца; в этом странном союзе трех человеческих существ отец Люнаде был самым сильным.

Таким образом, замок Беренгельд являл собой мрачное пристанище, где обретались три творения Божьи, бредущие по жизни с единственной целью: не дать угаснуть факелу благочестия, зажженному бывшим иезуитом, который поддерживал его горение сообразно интересам церкви, а значит, и своим собственным. Как и все, кто стоит у кормила власти, отец Люнаде ревниво относился к своему авторитету; именно поэтому он, не будучи господином, готов был сражаться со всеми, кто, по его мнению, мог бы настроить хозяев замка сбросить его иго. Итак, из-за слабодушия господ и дерзости слуг жизнь в замке Беренгельд была заполнена домашними интригами, мелкими дрязгами и тому подобными развлечениями. И хотя число людей, проживавших в древних стенах, было невелико, из-за постоянных сплетен и слухов казалось, что жизнь в них бьет ключом. Одним словом, попробуйте представить себе дворец Королевы Глупости, отданный во власть ее придворных в отсутствии самой богини.