Сто верст до города (Главы из повести) - [2]

Чтобы работать было еще интересней, Степанко задумал считать, сколько раз тюкнет пестом. Раз, два, три... десять... сто...

- Идет дело! Уже тысячу разов хрястнул после полудня, - бросил он брату, утирая со лба обильный пот.

- Ты сильный, Степанко, - опять похвалил брата Сашок. - Ты и не устанешь. Руки-то не отнялись?

- Как не отнялись! Каждая жилка ноет. Может, потюкаешь маленько?

Сашок охотно взялся за пест, громыхнул два-три разочка, вздохнул тяжело:

- Не могу. В животе колет.

НЕ ДО РЫБАЛКИ

Днем было жарко, июньское солнце до одури пекло, а вчера укатилось куда-то за Журавкину гору, сразу посвежело. Степанко с остервенением долбанул последний раз по ненавистному вороху, выскреб до щепотки пыль из ступы и унес лукошко на залавку, поближе к печи. Шабаш! Хватит на сегодня. Сейчас можно и отдохнуть.

- Завтра сходим, попробуем? - спросил Сашок.

- Надо сходить, - ответил Степанко.

Вчера, возвращаясь с болота, братья завернули к Круглому озеру. Хотелось узнать, гнездятся ли там утки. Побродили маленько по топкому берегу и наткнулись на чей-то бредень, спрятанный от лишних глаз в густом подлеске.

- Степанко, эва! - сверкнув глазенками, воскликнул Сашок. - Кто-то рыбу ловит, а мы и не знали!

- Будет и у нас рыба!

Вернулась с работы мать. Она сняла латаный-перелатаный халат, повесила у дверей на гвоздь. Взгляд у матери печальный, неживой какой-то, щеки подернуты землистым загаром. Но это не июньский загар. Степанко знает - это от усталости.

- Буренка вернулась ли? - спросила она, ни к кому не обращаясь. Потом заметила Степанкино приспособление, головой покачала: - Лихо мне. Пест к потолку привязали.

- Так легче, мам, - сказал Степанко. - Механизация.

- Вижу. Мука, стало быть, в избытке?

Симка уцепилась было за ее подол, запросилась на руки, но мать легонько отстранила свою ненаглядную и по головке не погладила. Она подозрительно посмотрела на Степанка, огорошила:

- Председатель тобой интересуется чтой-то. Встретился у фермы, спрашивает: "Чем твой сынок занят, дома ли?"

- Сидор Антонович? А чего он?

- Вот я и гадаю: чего? Велел никуда не уходить, разговор-де серьезный будет. Может, натворил что?

Повел плечами Степанко, лоб наморщил. Долго ворошил в памяти все свои делишки за последние дни - нет, ничего будто бы, все правильно. А на лице у матери тревога, Сашок глазенками так и зыркает.

- Лихо мне с вами, лихо, - устало сказала мать, направляясь к шестку.

У Сидора Антоновича была страшная фамилия: Ошкоков. А ошкок, как известно, медвежья нога. Но слыл он человеком добрым, людей зря не наказывал, а Степанка даже не раз хвалил при всех лобановцах за хорошую работу. И все-таки заныло в груди после маминых слов, затрепетало сердчишко. Чего там еще?

Не успела мать выйти к Буренке, не успела и подойник взять, а Сашок, стоявший у окна, уже сообщил:

- Идет!

- Ошкок?

- Он.

Шумно и деловито, как и положено большому начальству, Сидор Антонович зашел в избу. Нарочито весело улыбнулся всем - дескать, вот он я, по-отцовски погладил Симкину головку, а Степанку даже руку пожал. Все перевели дух - кажется, ничего.

- Ну, как она, жизня-то? Оклемался маленько после сева? - спросил Ошкоков Степанка.

Тот пожал плечами.

Сидор Антонович устало шлепнулся на лавку, плешивую голову втянул в плечи. Было видно, зашел не с простым делом, приготовился к длинному разговору. От напряжения у Степанка колени задергались. Да не тянул бы он душу, говорил бы, что ли.

И председатель заговорил:

- Вот, значит, Степанко, дела-то какие. Дела, брат, хоть волком реви. Не успеешь с одним управиться - глянь, за другое браться надо. А там и третье на пятки наступает.

Все опять перевели дух. Раз Ошкоков заговорил о работе - значит, направит Степанка куда-нибудь, это уж ясно как день. Ну и пусть, лишь бы не худая весть с войны...

Председатель втянул голову еще глубже в плечи, поморщился, точно щелкнули ему по больному зубу.

- Пары пахать надо, навоз возить надо. Надо не сегодня-завтра выходить на луга. Все надо, надо. Везде требуется народ, а тут еще сейчас только принесли из района приказание: завтра же отправить в ямщину пару подвод. В Кудымкар, мол, горох везти надо. Что бы там ни случилось - надо. Иначе... сами понимаете... Война - ничего не поделаешь...

Мать так и встрепенулась, в отчаянии хлопнула по бокам.

- Господи, да куда же он поедет? Парень в чужой деревне еще не бывал, сгинет в трудной дороге. Да лошадка вконец заморена, позавчера едва последний круг сделала. Того и гляди, с ног свалится. Как на ней до Кудымкара доедешь? Ведь сто верст...

- Не надо этак, Мариш, - остановил ее председатель. - Парень уже в годах, жених, можно сказать, ничего с ним не случится. Лошаденка, конечно, того, заморилась мало-мало. Четырнадцать гектаров вспахал Степанко - это не шутка. Но Сырчик еще сильный, сходит до города. Да и не одного Степанка посылаю, а с надежным человеком. Митюбаран вчера обратно вернулся, не взяли его, малого, в армию. Вот с ним и направим Степанка. Лошадь у Митьки справная, в случае чего - поможет.

Едва председатель вышел, Сашко так и налетел на брата.