Сто тайных чувств - [50]

Генерал Кейп и мисс Баннер усаживались за стол вместе с миссионерами. Генерал Кейп занял место Пастора Аминь. Он разговаривал громким лающим голосом, остальные только слушали и поддакивали. Если он подносил ложку к губам, другие тоже подносили свои ложки к губам. Если он клал ложку на стол, чтобы произнести очередное бахвальство, все клали свои ложки, чтобы выслушать его.

Мы с Лао Лу и остальные слуги сидели за столом для китайцев. Человек, который переводил для Кейпа, сказал нам, что его зовут Йибан Джонсон, наполовину Джонсон. И хотя он состоял из двух половинок, чужеземцы решили, что в нем больше от китайца, нежели от Джонсона. Вот почему он был вынужден сидеть за нашим столом. Сначала я невзлюбила этого Йибана Джонсона за то, как он превозносил Кейпа — какой он важный, какой он герой и для американцев, и для китайцев. Но потом я поняла: он говорил то, что сам Генерал Кейп вложил в его уста. Когда он сидел с нами за одним столом, то говорил своими словами, говорил с нами открыто, просто, по-человечески. Его вежливость была непритворна. Он шутил и смеялся, хвалил еду и никогда не брал больше, чем другие.

В свое время я тоже думала, что в нем больше от китайца, нежели от Джонсона, и его внешность не казалась мне странной. Он рассказал нам, что его отец родился в Америке. Они с Генералом Кейпом были друзьями с раннего детства, вместе учились в военном училище. Когда их выгнали из училища, Джонсон отправился в Китай с одной американской компанией покупать ткани, шелк из Нанкина. В Шанхае он купил дочь бедной служанки, сделав ее своей любовницей. Незадолго до того, как она должна была разрешиться от бремени, Джонсон сказал ей: «Я возвращаюсь в Америку, но не могу взять тебя с собой, прости». Она смирилась со своей судьбой — судьбой брошенной любовницы чужеземного дьявола. На следующее утро, когда Джонсон проснулся, угадай, кого он увидел на суку дерева перед окном своей спальни?

Слуги сняли девушку с дерева и обернули полотном ее шею — там, где рдел огненно-красный след, где веревка выдавила жизнь из ее тела. Из-за того, что она покончила с собой, они не стали проводить траурных церемоний. Ее положили в простой деревянный гроб и закрыли его. В ту ночь Джонсона разбудил плач. Он поднялся и прошел в комнату, где стоял гроб: плач сделался громче. Он открыл крышку гроба и увидел внутри младенца, лежащего между ног своей мертвой любовницы. На шее ребенка, прямо под его крошечным подбородком, рдел огненно-красный серповидный шрам, толщиною в палец — точно такой же, какой был у его матери.

Джонсон взял ребенка, в чьих жилах текла его кровь, в Америку. Он отдал ребенка в цирк, показав загадочный шрам на его шее и рассказав историю о самоубийстве. Когда мальчику исполнилось пять лет, шрам сделался меньше, и люди перестали платить деньги, чтобы увидеть его. И тогда Джонсон вернулся в Китай вместе с сыном и деньгами, вырученными в цирке. На этот раз Джонсон занялся торговлей опиумом. Он заходил во множество торговых портов, и в каждом из них его ожидала удача. Но Джонсон всегда упускал свою удачу. В каждом порту он заводил любовницу, а потом бросал ее. И только маленький Йибан плакал всякий раз, теряя очередную мать. Именно от них, матерей-любовниц, он выучился множеству китайских диалектов — Гуанчжоу, Шанхайскому, Хакка, Фукиен, Мандарин. Английскому языку он выучился от отца.

В один прекрасный день Джонсон наткнулся на своего старого друга, Кейпа, который теперь воевал на стороне тех, кто платил ему — будь то британцы, Маньчжуры или Хакка. Джонсон сказал Кейпу: «Эй, у меня неприятности, большой долг, ты не мог бы ссудить старого друга деньгами?» Чтобы доказать, что он отдаст долг, Джонсон говорил: «Возьми взаймы моего сына. Ему пятнадцать лет, знает много языков. Он поможет тебе сражаться в рядах любой армии».

С того самого дня в течение последующих пятнадцати лет Йибан Джонсон принадлежал Генералу Кейпу, ибо долг его отца так и не был уплачен.

Я спросила Йибана, на чьей стороне теперь Генерал Кейп? Британцев? Хакка? Маньчжуров? Йибан ответил, что Кейп сражался вместе со всеми тремя армиями, получил от всех деньги и со всеми расстался врагами. Теперь он прятался от всех трех армий. Я спросила, правда ли, что он женился на дочери китайского банкира из-за его золота. Йибан ответил, что Кейп женился на ней не только из-за золота, но и из-за младших жен банкира. Теперь банкир тоже разыскивал его. Кейп, по его словам, был одержим мечтой о быстрой наживе — богатствах, которые можно собрать, подобно урожаю, выкорчевав корни, ничего не оставив.

Я была счастлива узнать, что я не ошибалась по поводу Генерала Кейпа, а мисс Баннер ошибалась. Но в следующий миг меня охватила неизбывная печаль. Я была ее верным другом. Разве можно радоваться, видя, как этот ужасный человек пожирает ее сердце?

Потом Лао Лу спросил: «Йибан, как ты можешь работать на такого человека — предавшего свою страну, свою семью?» Йибан ответил: «Посмотрите на меня. Я родился от мертвой матери, значит, у меня нет матери. Я наполовину китаец, наполовину чужеземец, значит, я — никто. Я принадлежал всем, значит, я не принадлежу никому. У меня был отец, для которого я не был сыном даже наполовину. Теперь у меня есть хозяин, для которого я — неуплаченный долг. Скажите мне, какой стране я принадлежу? Какому народу? Какой семье?»