Сто семьдесят третий - [14]

– Вы понимаете, оптимизм и пессимизм – это не просто характер восприятия человеком своей обыденной жизни, коньяк пахнет клопами или клопы коньяком. Это философские мировоззрения, взгляд на судьбу человечества в целом, признание смысла или наоборот бессмысленности жизни – и наша жизнь, хотя мы этого часто и не осознаем, определяется именно этими мировоззрениями. Ну, упрощенно говоря, буддизм и родственные ему течения есть чистейшей воды пессимизм: жизнь человеческая есть страдание, хорошего в ней ничего нет, и высшая цель и благо для человека в том, чтобы даже не просто прийти к концу своей жизни, но и чтобы разорвать цепь бесконечных превращений в других людей, в кошек, в собак и так далее и навсегда уйти из этого мира – исчезнуть, раствориться в мировом разуме, перестать ощущать свое собственное «я». А если взять, чтобы далеко не ходить, марксистско-ленинскую философию, то это, наоборот, чисто оптимистическое мировоззрение: человечество неуклонно совершенствуется, идет пусть через огонь классовых битв, но верной дорогой к счастью, жизнь прекрасна и удивительна, коммунизм неизбежен, – то есть все будет хорошо… Хотя почему, вообще говоря, – то есть по каким объективным законам развития человечества и природы, – все должно быть хорошо? Потому что сорок лет не было войны? Но ведь если будет – а почему нет? – то будет последней… да и не в войне дело: мировой океан загрязняется, в атмосфере накапливается углерод, разрушается озоновый слой, не сегодня-завтра потечет Антарктида, – если подумать, на земле идет пир во время чумы, человечество ведет себя как умалишенный, который смеется, стоя на краю пропасти… То есть почему мы уверены, что люди завтра не погибнут, как динозавры? Это я говорю к тому, чтобы пояснить: казалось бы, бесконечно далекая от философии основная масса человечества строит свою жизнь исключительно на оптимистической философской основе – то есть верит либо в эволюционно-исторический прогресс, либо в коммунизм, либо в могущество справедливого и опекающего человечество Бога… Ну посудите сами: с каким настроением мы бы жили, работали – строили дома, писали статьи, учили детей… да, самое главное – рожали и воспитывали детей, – если хотя бы на пятьдесят процентов были уверены, что через двадцать, пятьдесят, даже сотню лет наша Земля погибнет? Ну, ковырялись бы кое-как… детей, я думаю, вообще бы не рожали. А ведь если подумать – почему нет? Я даже не беру космическую катастрофу, очередной Большой Взрыв – астрономы уверяют, что в видимой части вселенной она просчитывается, – а ядерная? Вот уж действительно пятьдесят на пятьдесят – ведь тридцать лет назад Хрущев и Кеннеди уже чуть не превратили нас всех в порошок… Но мы в это не верим – во всяком случае, раньше не верили: ну, признайтесь, кто из вас – не предполагающим разумом, а испугавшимся сердцем – искренне верил в то, что все эти запасы боеголовок в один прекрасный день действительно разнесут земной шар на куски? То есть кто-то конечно верил, но долго они этой веры вынести не могли – и сейчас они кто по доброй воле в мире ином, кто в сумасшедшем доме. Мы же всегда были уверены в том, что человечество идет к совершенству, что его жизненный путь – технический и духовный прогресс, что нас ждет не вырождение и гибель (а почему нет?), а гармоническое развитие и расцвет, – мы впитали это в себя в строю пионерских линеек, мы все были – прогрессистами… Причем вот что важно: я вовсе не хочу сказать, что все мы верили в коммунизм или тем более в этот наш райкомовский социализм, – вовсе нет: и шутили, что капитализм загнивает и при этом чудесно пахнет, и чуть ли не с детского сада рассказывали анекдоты о пятилетке в три года, некоторые даже – кто прочитал «Гулаг» или Антонова-Овсеенку – этот социализм ненавидели… но внутренняя вера в то, что все будет не хуже, а лучше, от этого не ослабевала! Эрудиты шепотом говорили о конвергенции двух систем, сверхрадикалы – о многопартийности, совсем уже отчаянной умственной смелости люди – о многоукладности экономики… допущенные к государственному телу товарищи уверяли, что и так все хорошо, – но стержнем у всех, кроме совсем уж мрачных депрессирующих типов, было одно: все к лучшему в этом лучшем из миров. И, вообще говоря, нас можно понять: почему нет? В семидесятые годы инакомыслящих уже не расстреливали, а скрепя сердце высылали за границу или давали несколько лет; сам уровень наказуемости инакомыслия поднялся на заоблачную высоту – по крайней мере, анекдоты мы рассказывали первому встречному; на семинарах по экономике – спорили! – о преимуществах рынка и плана – я сам помню, спорили с нашим доцентом; смотрели не «Волга-Волга», а «Сталкера», читали не «Далеко от Москвы», а «Мастера и Маргариту», слушали и пели не «Широка страна моя родная», а что пожелает душа… Наконец, о колбасе: в тридцатые голодали, а в семидесятые ломали голову, где достать к празднику черной икры. Жить стало лучше, жить стало веселей… другое дело, за счет чего и насколько лучше по сравнению с теми, кто гнил за железным занавесом, но мироощущение было: ладно, пусть не совсем хорошо, пусть даже плохо, но – лучше, чем раньше, и все эти ласточки свободы – машины времени, сталкеры, мастера и Маргариты – поддерживали, окрыляли наш оптимизм… Так. Что имеем теперь? То, что выяснилось, что не совсем туда шли, об этом говорить не буду: это многим было ясно и тогда, хотя, независимо от уровня понимания, верным или неверным путем ведут нас товарищи, мало кто верил, что идем мы не просто не туда, не крюком, не параллельно и не в сторону – а прямо в пропасть, самое утешительное – в тупик… Вдруг выяснилось, что падали в пропасть, – в последний момент спаслись, повисли, уцепившись за брошенную валютным фондом веревку (иногда мне кажется, что дело было так: «Послушайте, ребята, что вы с этой трехсотмиллионной толпой уже пять лет топчетесь на краю? Прыгайте! – а