Сто монет - [40]

— Лишь бы шею не сломал! — хмуро заметил Ханов и, отойдя от них, принялся осматривать машину.

Вид у «газика» был жалкий. Левым колесом он налетел на окаменевший купол большого термитника и снёс с него глыбу засохшей глины. От этого-то машину и подбросило вверх, а упав на землю, она, в довершение беды, влетела передними колёсами прямо в лисью нору. Носом «газик» зарылся в песок, а зад его был задран вверх. Из-под капота подозрительно выбивалась струйка дыма.

Увидев это, Ханов испугался, как бы машина не загорелась.

— Ты чего стоишь с разинутым ртом, — прикрикнул он на всё ещё ошарашенного шофёра. — Кто должен заняться машиной? Я, что ли?

Но сколько ни старался Чары поднять раздавленный капот, без лома нечего было и думать об этом. К счастью, мотор вскоре перестал дымиться.

Немного погодя подоспел на своём грузовике и Лысый Ширли. Он, оказывается, уже подобрал по дороге всех подбитых джейранов и побросал их в кузов.

— Всё ли благополучно, люди? — закричал он, едва успев подъехать, и, смешно тряхнув бородой, выпрыгнул из кабины.

— Чего шумишь? — налетел на него Ханов.

— Лишь бы всё было благополучно… — Лысый Ширли смущённо погладил бороду. — Джейранье мясо вещь вкусная, конечно, только…

Но Ханов не пожелал слушать его рассуждения.

— Чем языком молоть, лучше помог бы привести в порядок машину.

Лысый подошёл к «газику» и нажал на стартёр. Мотор не завёлся. Нажал ещё раз. Никакого результата.

Но, как ни странно, председателя райисполкома это не очень огорчило. Он с тоской посмотрел в ту сторону, куда скрылись джейраны, и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Неужели так и уйдут?

Лысый Ширли не отозвался, опасаясь гнева начальника. Чары тоже молчал, опустив голову и царапая землю носком сапога. Что же касается Агаева, то он стоял в стороне, и, словно совершая утреннюю зарядку, деловито сгибался и разгибался, проверяя состояние своей поясницы.

— Кажется, закусить есть чем! — рассудительно произнёс он, не прерывая своего занятия. — Что, если мы этим ограничимся, товарищ Ханов?

— Ну и народ! — с презрением поглядел на него Ханов. — Нет, уж я теперь не упущу тех джейранов. — Он решительно подошёл к грузовику, легко вскочил в кабину и лихо хлопнул дверцей. — Садись, Лысый!

У робкого Ширли задрожала борода.

— Раз велите, я сяду, — промямлил ок. — Только… Только не умею я гоняться за джейранами.

— Сумеешь!

— Видит бог, не сумею. Хоть половина моей жизни и прошла в пустыне, я до сих пор ни разу не гонялся за джейранами на грузовике.

— Садись, говорят!

— И потом, товарищ Ханов, вы же сами знаете, если Овадан услышит, что я на машине гонялся за джейранами…

— Тьфу, недотёпа. Проваливай отсюда! Садись, Чары!

После того, как доверенный ему «газик», его гордость и слава, уткнулся радиатором в песок, у Чары тоже пропал всякий интерес к охоте.

— Не хватит ли, Каландар-ага? — лениво проговорил он, глядя куда-то в сторону.

— Ах, и ты хочешь отказаться? — Ханов повысил голос. — Садись, иначе я отправлюсь сам?

Чары покорно сел за руль.

— Не вешай нос и жми! — приказал начальник.

Исправная, хорошо отлаженная машина рванула с места и скрылась в клубах поднятой ею пыли.

Едва Караджа и Лысый Ширли выкурили по сигарете, как грузовик возвратился. Стоя на подножке, председатель райисполкома самодовольно улыбнулся и указал на кузов, где прибавилось ещё два убитых джейрана.

— Вот как надо охотиться, Караджа-хан! Чары, взгляни!

Но Чары был печален. Его не радовали ни джейраны, ни яркие лучи только что взошедшего солнца. Подступаясь то с одной стороны, то с другой к своему разбитому «газику», он, казалось, вот-вот пустит слезу.

— Что же нам теперь с ним делать, Каландар-ага? — спросил он дрожащим голосом.

— Ты не печалься о нём, Чары-хан. Не было бы у нас других бед! — проявил широту натуры Ханов. — Вернёмся на машине Лысого. А пока продолжим охоту. Эх, если бы нам попалось ещё одно такое стадо!..

Чары и Лысый Ширли промолчали, Агаев же ухватился за поясницу и попробовал истолковать слова Ханова в виде шутки:

— Надо же, товарищ Ханов! Да, если бы мы согласились, вы бы и сами не поехали дальше.

— Почему не поехать. Ну-ка, садитесь! Садитесь, если вы не трусы!

— Давайте лучше отдохнём… — предложил ревизор и, не дожидаясь ответа, опустился на землю.

— Что и говорить, народ вы ненадёжный, — засмеялся Ханов. — Ну да ладно! Пусть будет по-вашему… Залезайте в кузов, доедем до канала, устроим привал в укромном местечке, шашлык сделаем, искупаемся. А к концу дня махнём в город. «Газик» останется здесь. Когда развезёшь нас по домам, — обратился он к Ширли, — вернёшься сюда вместе с Чары и заберёшь его. И чтобы за ночь отремонтировать!

Лысый Ширли, который не признавал никаких яств в мире, кроме варёной бараньей головы и ножек, с безразличием отнёсся к словам Ханова, но у Агаева от одного слова «шашлык» потекли слюнки.

— Люди! — оживился он. — Приготовить шашлык — моё дело!

Чары совсем приуныл. И не только потому, что ему предстояла бессонная ночь, но ещё больше потому, что никто из этих людей сейчас и думать не хотел об изуродованном «газике». Каждый заботился прежде всего о своей утробе. Особенно ревизор, который в предвкушении шашлыка сразу позабыл о боли в пояснице и лишь плотоядно облизывал губы. Парню стало так обидно, что он даже отвернулся.