Сто лет - [54]

Юханнес был явно разочарован тем, что пасторши не оказалось дома. Первый раз, когда они встретились, Сара Сусанне со страхом следила за их разговором, боялась, что пасторша сочтет Юханнеса глупым из-за его заикания. Но пасторша не позволила себе заметить его недостаток. Часто разговор так увлекал их, что они не могли остановить льющийся поток слов — она на своем немного странном норвежском, и он, несмотря на свое заикание, произносил иногда длинные, совершенно понятные фразы. Однако на этот раз он почти все время молчал.

Постепенно разговором завладели мать и сестра пастора. Они почти не касались домашнего хозяйства или местных событий — тем, которые обычно предпочитают женщины. Сара Сусанне вспомнила родной дом в Кьопсвике. Разговоры матери о чувствах и человеческих судьбах. Это часто раздражало ее, когда она жила дома. Теперь она отнеслась к этому иначе. Надо позаботиться, чтобы это привилось и в Хавннесе. Чтобы беседы там вели о том, о чем люди думают, но не имеют смелости сказать. О том, что может поднять настроение или отвратить от любви к грязным сплетням.

Почему здесь, в доме у пастора, она задумалась об этом, тогда как дома, в Хавннесе, ей хотелось только уснуть, чтобы ни о чем не думать?

— Мы получили из Кристианин книгу Бьёрнстьерне Бьёрнсона "Дочь рыбачки", — сказал пастор, воспользовавшись тем, что его мать и сестра на мгновение умолкли. Все уже поели, и младшие дети легли спать.

— Папа, может, ты почитаешь нам вслух? — спросила дочь пастора София. Ей было пятнадцать лет, и она еще жила дома.

— Не знаю, как наши гости...

— Бьёрнстьерне Бьёрнсон? Этот тот, который написал "Сюннёве Сульбаккен"? — оживилась Сара Сусанне и заметила на себе взгляд Юханнеса. Она сама удивилась, услышав в комнате свой смех.

— Не знаю, подходящее ли это чтение для детей, — возразила мать пастора.

— Ну почему же? — спросил пастор.

— Я слышала, что эта книга немного рискованная и слишком уж мирская.

— Человек, который вот-вот пойдет на конфирмацию, вполне может послушать Бьёрнсона, дорогая матушка. Ведь это литература.

— Литература литературе рознь. Конечно, люди в книгах не совсем такие, как... Но я понимаю, что у тебя иная точка зрения. Можно подумать, что годы, прожитые здесь, на Севере, и пасторское служение показали тебе, как следует воспитывать молодых людей. Однако, по-моему, все дело в театре, дорогой Фриц. Именно работа в театре на всю жизнь привила тебе снисходительность, которая не подобает воспитанным людям.

— Не буду отрицать, матушка, прошлое многому научило меня, — ответил пастор и погладил мать по руке. — Но времена изменились. А вместе с ними и то, что подобает или не подобает воспитанным людям, как бы мы к этому ни относились. Мы, старики, должны следовать за временем и стараться не тормозить развитие молодых. Пусть они думают сами! Однако разрешите мне начать чтение, а обсуждать содержание мы будем по ходу дела. Если оно нас шокирует, можно просто прекратить чтение.

Его мать была не совсем в этом убеждена, но уступила.

Пусть они думают сами. Саре Сусанне хотелось запомнить эти слова. Она сможет повторить их своему сыну, упрямому Иакову, когда он подрастет настолько, чтобы понять их смысл. А вот Агнес говорить их было бы ни к чему, почему-то Сара Сусанне это чувствовала. Девочка понимала больше, чем казалось.

— Как жалко, что сейчас с нами нет мамы, — сказала София и беспомощно взглянула на отца.

— Когда она вернется, мы еще раз вместе прочтем начало, — шепотом пообещал он ей.

Якобина зажгла две лампы. Все расселись. Двое старших детей и пятеро взрослых. Пастор принес книгу и удобно откинулся на спинку самого удобного кресла. И его зазвучавший в комнате голос сразу все в ней изменил. И мебель и людей. Для Сары Сусанне все исчезло.

"Там, куда из года в год постоянно приходит сельдь, постепенно вырастают рыбацкие селения, если, конечно, этому не препятствуют какие-нибудь обстоятельства. О таких селениях можно сказать, что море словно выбросило их на берег, но издалека они одинаково походят и на отмытые морем бревна, и на обломки кораблекрушений или же на перевернутые лодки, которые штормовой ночью рыбаки вытаскивают на берег, ища под ними укрытия; подойдя поближе, обнаруживаешь, как случайно здесь все построено: в одном месте движению мешает оставленный большой валун, в другом — образовались три, даже четыре заводи, тогда как улицы петляют и карабкаются по склонам".

Голос пастора, низкий и теплый, с легкой дрожью удивления, звучал в то же время проникновенно и чисто. Это был совсем не тот голос, который Сара Сусанне слышала раньше. Он слился с этой историей, стал ее неотъемлемой частью.

Сара Сусанне удивлялась, что в этой книге, созданной далеко отсюда, на Юге, человеком, который, без сомнения, никогда не бывал в их краях, так точно описана и природа, и окружающая Сару Сусанне жизнь. Откуда он мог знать, какой она была, эта Петра? Ибо, по мере того как пастор читал, Сара Сусанне как будто воплощалась в Петру, становилась с нею единым целым. Словно вся эта история была написана про нее, о ней, о той, какой она была на самом деле.. Она опустила глаза и не видела ничего, кроме шевелящихся губ пастора. Они то открывались, то скрывались, заставляя бороду и короткие усы струиться потоком. Он показывал живые картины из этой книги. Такие живые, что Сара Сусанне испугалась, — не дай Бог присутствующие поймут, что он читает про нее.