Сто лет - [131]

— В тот день мы все сидели за завтраком. Прибежала мама в одной ночной сорочке. Она остановилась в дверях, но не закричала. Только сказала: для нас с Фредриком жизнь кончилась. А Сара Сусанне обняла ее и сказала: девочка моя. Потом стало очень тихо. И так было уже до самых похорон. На гробе лежал только бессмертник, ведь была зима. Однако бессмертник долго держится. Сара Сусанне его не любит, но, по ее словам, так захотела мама. После похорон я узнала, что последним желанием папы было, чтобы все его дети жили вместе в одном доме. Поэтому мы теперь живем у Ханса Улаи. Ведь он вдовец, и ему нужна мамина помощь. Сара Сусанне просила маму хорошенько подумать перед тем, как она снова выйдет замуж. Но мама сказал, что ей думать не нужно. Если ей так повезло, что она один раз в жизни встретила Любовь, то теперь ей остается только радоваться, если она выйдет замуж за доброго, здорового человека, у которого есть свой дом и усадьба. Сара Сусанне с ней согласилась. Вот и все, — сказала Хельга и убрала остатки еды.

— Все решает Сара Сусанне? — спросила Йордис.

— Нет, мама и Ханс Улаи, — твердо ответила Хельга.

Позже, когда они синими болотами уже возвращались домой, Агда призналась, что она боится попасть на небо, к Господу Богу. Потому что до этого человека обязательно должно рвать, в комнате у него плохо пахнет, и ему приходится писать в банку, которую потихоньку выносят из комнаты, прикрыв ручным полотенцем. Все ходят на цыпочках и желают, чтобы больной поскорее улетел к Богу и близкие смогли бы похоронить его и поплакать без помех.

— Мне страшно, когда мужчины плачут, — призналась Агда.

— Вы еще не скоро отправитесь к Богу, — улыбаясь, утешила ее Хельга.

Сначала ей еще предстоит научить их вязать.

У них осталась фотография папы Фредрика. Она не висела на стене в гостиной, но стояла в комнате Элиды. Чтобы посмотреть на нее, нужно было объяснить, зачем ты туда идешь. Даже Хансу Улаи.

Элида клялась и божилась, что написала маме Кьерсти.

Но мама Кьерсти не приехала.

Сестра Эрда была уже взрослая. Однажды она тоже приехала в дом Ханса Улаи. Она часто жаловалась, что вся нагрузка ложится на нее, потому что старшие сестры — Селине, Фрида и Анни — думают только о себе. Они сбежали от ответственности. Элида сказала, что это неправда.

— Неправда? Может, они здесь и мы их просто не видим?

На такие вопросы Элида не отвечала.

Иногда Эрда жаловалась в хлеву так громко, что ее жалобы долетали до дома. Сначала Йордис думала, что она сердится. Но оказалось, что нет. Она просто объясняла, как все есть на самом деле. Это означало, что все могут знать ее мнение. В том числе и соседи. Однажды кто-то забыл закрыть калитку, и соседские коровы попали на их картофельное поле. С крыльца кухни Эрда закричала соседу, который как раз проходил мимо:

— Убери к черту своих тварей с нашей земли!

— Эрда! — Элида вздохнула.

— Помолчи, Эрда, и лучше помоги мне их прогнать, — сказал Ханс Улаи, он уже направлялся на поле.

Сосед тоже пришел, и все окончилось тихо и мирно.

Однажды Эрда влепила Агде оплеуху за то, что та пролила молоко на стол. Этого Элида уже не стерпела и крикнула погромче самой Эрды:

— Что сказал бы отец, если бы он тебя сейчас увидел?

Эрда замолчала и вытерла пролитое молоко.

Если Эрда кричала и сердилась по-настоящему, лучше было держаться от нее подальше, виноват ты или нет. Однако она нередко и смешила весь дом. Рассказывала что-нибудь забавное или передразнивала соседей.

Обычно она доила коров и убирала в хлеву. Но если она видела подходящий к берегу карбас с рыбаками, то бегом бежала к причалу, чтобы встретить Бьярне, сына Ханса Улаи. Худощавого, красивого и серьезного. Бьярне решил, что ему во что бы то ни стало нужна только Эрда. И помешать этому не могла даже она сама.

— Бьярне не рыбак, ему нужно учиться в торговом училище, тогда он далеко пойдет, — сказала она однажды.

— Кому не хочется пойти далеко и работать головой, но на это не проживешь, — ответил ей Ханс Улаи. Было не похоже, чтобы он рассердился.

— С такой головой, как у него, можно заниматься чем угодно. Если зимой будет хороший лов, он заработает деньги и поступит в торговое училище, — сказала Эрда и хлопнула Бьярне по спине.

Он держал на коленях Йордис и показывал ей, что у человека десять пальцев, и если убрать пять пальцев, то у него останутся пять других, то есть целая рука.

Велосипед

Третьего мая 1939 года Йордис исполнилось семнадцать лет, но она чувствовала себя старше. После окончания школы она служила у учителя Сёберга и уже сама себя содержала.

Теперь ей больше не придется таскаться пешком. Она была уверена, что сможет ездить на велосипеде даже по снегу, если только дорога будет расчищена. Йордис завязала покрепче зюйдвестку и застегнула непромокаемый плащ до самого горла.

Особенно хороша была велосипедная сумка. С кожаными ремешками, пружинками и крючками. Йордис брала ее с собой, идя за покупками в магазин. Это было совсем не то, что продуктовые сумки, с которыми ходили другие девушки. И она вмещала все, что было нужно.

Правда, когда сумка была полна, велосипед делался неустойчивым, потому что она висела с одной стороны, и это было неудобно. Но Йордис решила достать еще одну сумку. Всему свое время. Цветную сеточку, которая защищает полы пальто и юбку от спиц, она сплела сама из красного и черного шелка, к щитку сетка крепилась крючками. Такого не было ни у кого! Руль блестел, как серебряная брошка. Когда шел дождь, Йордис смазывала велосипед вазелином. Его следовало беречь от ржавчины как можно дольше.