Сто лет назад - [71]

ГЛАВА XVII

Его Преподобие. — Прибытие в Рио. — Оливарец. — Возмездие. — Отъезд из Рио. — На коралловом острове. — Во власти разбойника. — Спасаемся от индейцев. — Счастливая находка.

На другой день Его Преподобие прислал за мной и, пригласив сесть, попросил рассказать ему подробно все, что произошло со мной с тех пор, как мы с ним виделись в последний раз. Я исполнил его желание, и это заняло у нас чуть не все время от обеда до ужина.

— Да, — сказал мой благодетель, — ваша жизнь была до сих пор полна приключений, но я надеюсь, что теперь они окончатся, вы вернетесь к своим друзьям и заживете мирно и спокойно. Услуга, оказанная вами нашему делу, никогда не забудется.

После таких ласковых слов я осмелился спросить своего собеседника, каким образом он теперь находится на службе у португальского короля, и он на это сказал мне следующее:

— Я родом из Ирландии, сын мой, и получил образование в С.-Омере. Затем по окончании мною курса наук я был послан в Испанию, по распоряжению нашего ордена. Я был тогда еще очень молод и после того побывал везде: меня посылали во все концы света. У нас не должно быть ни родной, ни чужой страны; все мы служим святой церкви и отправляемся туда, куда нас посылают. Если бы вы были католик, сын мой, я мог бы двинуть вас так быстро, что вы и представить себе не можете. Впрочем, вы собираетесь вступить в брак, и этим все сказано!

Полагая, что Его Преподобие утомился за день и своими ревизионными работами, и моим долгим повествованием, я просил разрешения откланяться.

Спустя три дня Его Преподобие сказал мне, что думает возвратиться в Рио, и я, вспомнив о своем схороненном алмазе, решил увезти его с собой. Мне нечего было опасаться, что меня станут обыскивать, так как я находился под особым покровительством Его Преподобия, и я пошел в свой домик, вырыл замазанный в глину алмаз и, обмыв его, теперь впервые отнесся к нему с надлежащим вниманием. Это был, несомненно, камень громадной ценности, но какой именно, это я едва ли мог определить с известной точностью. Судя по тому, что мне удалось узнать от директора, который имел обыкновение постоянно оценивать приблизительно каждый сколько-нибудь крупный камень, принесенный ему по окончании работ на копях, я считал, что камень этот по меньшей мере должен стоить 20 000 фунтов на наши деньги. Я, конечно, имел осторожность не сунуть его просто в карман платья, а тщательно зашил в подкладку.

На следующее утро, когда отдано было распоряжение садиться на коней и трогаться в путь, я был необычайно счастлив; мой чемодан был уложен, моя старая Библия не была забыта, и накануне еще, ложась спать, я от всей души возблагодарил Бога за то, что провожу здесь последнюю ночь.

На рассвете Его Преподобие простился со всеми, и мы благополучно миновали одну за другой спускные решетки блокгаузов, на что я даже не надеялся до сих пор. К полудню мы расстались с Сиеррой, и я вздохнул полною грудью, впивая в себя вольный воздух равнины. Слуги и часть вьючных мулов несколько опередили нас, чтобы успеть все приготовить для Его Преподобия на месте привала, заранее намеченном.

Погода стояла чрезвычайно жаркая, и солнце пекло нестерпимо. Ровно в полдень мы сделали привал, где нас ждал обед и обычная в этих странах «сиеста», т. е. полуденный отдых. Когда мы прибыли к месту привала, слуги успели уже разбить большой походный шатер для Его Преподобия, и все было готово для обеда. Сойдя со своего мула, иезуит расположился в шатре, где, наконец, нашел защиту от палящих лучей солнца, и пригласил всех нас последовать его примеру; мы уселись также в шатре, но на почтительном расстоянии от Его Преподобия.

Чтобы вполне насладиться приятной прохладой, св. отец снял с себя верхнюю черную рясу, какие обыкновенно носят иезуиты, и положил ее подле себя на земле. Нам подали обед; и несмотря на томительную жару, все были веселы и довольны. После обеда все расположились на отдых, кто где мог, пользуясь каждым клочочком тени от шатра или сложенных на земле вьюков, и предались сиесте на целых два часа. По прошествии этого времени Его Преподобие проснулся, встал и подал знак отправляться в путь. Нам подвели коней, а иезуиту — мула; тогда один из его слуг поднял с земли его рясу и помог ему надеть ее.

Когда Его Преподобие одевал рясу, я заметил, что из бокового кармана ее, в который иезуит клал свой молитвенник и носовой платок, высовывается голова змеи. Змея эта мне была хорошо знакома; работая в копях в Сиерре-де-Эспинхако, мы часто находили этих змей, и двое или трое из работавших вместе со мной каторжан поплатились жизнью за свое неосторожное обращение с этими гадами. Укус этих змей всегда смертелен, и яд их так силен, что через пять минут человек умирает в страшных мучениях, и никто не может спасти его.

Его Преподобие держал платок в руках и, конечно, прежде чем сесть в седло, положил бы его в карман, причем, несомненно, был бы укушен змеей; и вот в тот момент, когда Его Преподобие застегивал ворот своей рясы, я кинулся к нему, сорвал с него рясу и, бросив на землю, стал топтать ее ногами, зная, что это единственное средство убить змею, не дав ей возможности причинить вреда. Присутствующие были в недоумении; никто не видал змеи; некоторые думали, что я помешался; другие же, возмущенные подобным обращением с рясой столь высокочтимого духовного лица, не удержались и воскликнули: «Heretico malaetto!»