Сто лет назад - [24]

Так как было настолько темно, что мы с палубы не могли видеть брига, стоявшего на якоре всего в каких-нибудь трех кабельтовых от нас, то справедливо было предполагать, что и с брига нас не было видно. Обнадеженный этим обстоятельством, я прошел на нос и спустил в море якорный канат, стараясь сделать это по возможности совершенно беззвучно. Одновременно я послал людей распускать паруса. Дул легкий ветер, который мог гнать нас со скоростью двух узлов, и мы знали, что ветер должен был постепенно крепчать к рассвету, что было весьма утешительно для нас.

После получасовой молчаливой и беззвучной работы мы, несмотря на недостаточность людей, снялись с якоря и подняли паруса. Можете себе представить, как мы были довольны тем, что так хорошо управились со всеми маневрами, не переставая ни на минуту зорко следить за тем, не были ли замечены с брига и все ли там по-прежнему погружено в сон, и нет ли за нами погони. Под страхом этой погони мы оставались вплоть до рассвета, когда ветер стал свежий, и мы, наконец, почувствовали, что теперь нам нечего больше опасаться. Когда рассвело, мы увидели, что отошли на пять или шесть лиг, т. е. 15 или 18 морских миль от места нашей стоянки, и не могли видеть малых мачт брига, который, судя по верхушке грот-мачты, все еще стоял на своем прежнем месте.

Уверенный теперь в том, что мы вне опасности, я спустился вниз в каюту капитана, которого застал еще в постели, и сообщил ему обо всем происшедшем. Он выслушал меня, как во сне, не сказав ни слова, потом вздумал было выражать неудовольствие, почему я раньше ничего не сказал ему, но я сумел успокоить его.

После этого мы на всех парусах пошли по направлению к Англии. Быстро совершив это плавание, во все время которого я и матросы днем и ночью оставались на палубе, не зная ни сна ни отдыха, мы, наконец, благополучно прибыли в Ливерпуль, усталые и измученные, но спокойные и счастливые тем, что нам удалось спасти и груз, и судно, и свои собственные жизни. Капитан не преминул донести обо всем случившемся судовладельцу, который поспешил высказать свою благодарность и мне, и экипажу и в доказательство своей признательности тотчас же наградил меня 50 гинеями, а матросам выдал сверх причитающегося им жалования по 10 гиней каждому.

Судно наше вскоре было разгружено, и я на время стал свободен от службы. Капитан Левин также только что вернулся со своим судном из плавания и теперь стоял в порту. Как и в тот раз, и теперь он взял богатый приз и был весел и беспечен, по обыкновению. Меня он встретил в высшей степени дружественно и попросил рассказать ему подробно о случившемся в Сенегале, так как в общих чертах он уже знал об этом от нашего судовладельца. Когда я кончил свой рассказ, он весело воскликнул:

— Вы именно такой человек, каких я особенно люблю! Мне как раз нужен старший лейтенант, и я желал бы иметь именно такого, как вы!

На это я возразил, что не имею особенной охоты плавать на каперском судне, как плавал раньше.

— Превосходно! — воскликнул мой приятель. — Я сам люблю честный бой и от всей души ненавижу каперство или, вернее, буканьерство! Впрочем, мы поговорим с вами об этом в другой раз. Теперь я собираюсь ехать в Лондон. Поедемте-ка вместе: там можно вволю повеселиться. О деньгах не беспокойтесь: у меня хватить на обоих.

И как я ни отказывался, он уговорил меня.

Но нужно было сначала сходить к судовладельцу. Тот, узнав о желании Левин иметь меня своим помощником, сообщил, что имеет в виду дать мне самостоятельное командование одним судном, только что снаряженным.

Мне оставалось только поблагодарить хозяина за доверие, а добрый Левин заявил, что в таком случае он сам отказывается от своей мысли — иметь меня своим помощником, и только просил хозяина, если судно будет капером, идти в путешествие вместе со мною. Но судовладелец сообщил, что назначение судна еще не выяснено окончательно.

Вскоре после этого, после недолгих сборов и моей полной экипировки в костюм капитана, мы отправились в путь.

На рассвете дня отбытия я увидел у своего крыльца двух превосходных, сытых, породистых коней; один из них предназначался для капитана Левин, другой для меня. Нас сопровождали двое слуг из экипажа Левин, оба рослые, сильные и здоровые парни свирепого вида, вооруженные с головы до ног и ехавшие позади нас с нашими чемоданами на прекрасных, сильных лошадях. Чемодан капитана Левин, нагруженный до половины золотом, был чрезвычайно тяжел, мой же был легче перышка в сравнении с ним. В продолжение трех суток мы ехали вполне благополучно без особых приключений, делая около тридцати миль в день, а на ночь останавливаясь в попутных гостиницах. На четвертый день нам пришлось пустить в ход наше оружие при встрече с какими-то пятью незнакомцами в черных масках. Но мы одного убили, другой упал, задавленный убитою нами лошадью, остальные ускакали…

Никаких других приключений не случилось с нами во время дальнейшего нашего пути; по прибытии в Лондон мы направили своих коней к модной гостинице близ церкви св. Павла и заняли в ней две прекрасные комнаты. Капитана Левин здесь все знали, а потому мы были встречены с распростертыми объятиями и чрезвычайной предупредительностью.