Сто лет безналом - [155]

— Эту колонну, — сказал он в тот день, — отлили, как и положено, из пушек поверженного врага: Дании, Австрии и Франции. Она символизирует несгибаемый дух германской нации, дух настоящих воинов победителей!

«Только вот на сегодняшний день победителей не осталось, как и всей германской нации», — подумалось Инженеру.

Он с остервенением сорвал со штанины колючий кустарник, норовивший опутать ноги. Через несколько минут схватки с природой, безраздельно царившей в некогда ухоженном парке, Инженер выскочил на лишенное растительности пространство — площадь Большой Звезды, к подножию Триумфальной колонны. От большой некогда площади остался лишь небольшой пятачок, не проглоченный подступающим лесом.

«Скоро, — подумал инженер, — площадь Звезды перестанет существовать».

Некоторые из памятников, установленные вокруг колонны, затерялись в густом кустарнике, оплетенные плющом. Лишь позеленевший Бисмарк в остроконечном шлеме безмолвно и сурово взирал с постамента на творящиеся вокруг его ног безобразия, а античные фигуры, засыпанные прелой листвой и оплетенные сухим вьюном, уже давно смирились со своим бедственным положением. Инженер огляделся по сторонам в поисках аллеи, ведущей к Брандербуржским воротам — входу в Митте, сердце города, но нашел лишь её жалкие остатки. Инженер подумал и двинулся по свободному от растительности берегу небольшой реки в направлении дворца Бельвю. Через пару минут сквозь голые ветви деревьев он заметил резиденцию правителя Германии. Здание сильно обветшало, а крыша провалилась. Некогда неприступная ограда, за которой постоянно маячили суровые лица охранников, кое-где уцелела, но большей частью валялась на земле. Лужайка перед главным фасадом полностью заросла низкорослыми деревцами и густым кустарником. Минут через пятнадцать Инженер вышел к Рейхстагу — зданию, с которым связаны гордость и боль, возвышение и падение всего германского народа. Одна из таких незабываемых ран до сих пор стоит в скверике у Рейхстага. Это памятник Советскому солдату, не такой грандиозный, как в Трептов-парке, но тем не менее… Скульптор оказался гениальным — он умудрился так грамотно вписать скульптуру в окружающий ландшафт, что наблюдателем казалось, что русский воин попирает сапогами купол Рейхстага. Хотя какая теперь разница. К изумлению Инженера Рейхстаг сохранился намного лучше Дворца Бельвю. Если не присматриваться внимательно и не обращать внимания на неухоженную территорию перед зданием, на необыкновенную тишину, несвойственную большому мегаполису, возникала иллюзия, что все идет по-старому. Кое-где в здании уцелели стекла. Лепнина, украшающая портик сохранилась полностью — не рассыпалась от времени и погодных условий. Массивные колонны не растрескались и не обвалились. Казалось, что вот-вот смотритель Рейхстага откроет массивную дверь, и здесь вновь соберутся в очередь толпы туристов, желающих поглазеть на былое величие Германии.

— Но, — тоскливо сказал вслух Инженер, — это всего лишь иллюзия. Возврата к старой жизни нет…

Вот, наконец, впереди замаячили Брандербуржские ворота. Портик, очень похожий на античные образцы, до сих пор незыблемо стоял в центре Берлина. Если вспомнить, сколько протянули его древние собратья, можно предположить, что он так же незыблемо простоит еще не одну сотню лет. Он, скорее всего, будет стоять даже тогда, когда от величественного города останется только большой лес. Инженер задрал голову, пытаясь рассмотреть венчавшую портик четверку лошадей. Квадрига находилась на своем законном месте. Никто больше не покуситься на неё, как поступил когда-то Наполеон, повелевший снять сие произведение искусства с Брандербуржских ворот и перевезти в Париж. Сегодня такое варварство просто потеряло смысл. От «бульвара под липами», знаменитого на весь мир Унтер-ден-Линден, начинающегося сразу за воротами, не осталось ничего кроме деревьев. Они заполонили бульвар, разрослись так густо и плотно, что ни о какой безмятежной прогулке можно и не думать. Пиная ногами прошлогоднюю листву и спотыкаясь о разломанные могучими деревьями куски асфальта, Инженер добрел до Бебельплац, на которой в пресловутые тридцатые-сороковые годы девятнадцатого века жгли запрещенные книги. Он проскочил мимо здания Немецкой государственной оперы, прошел, не оглядываясь мимо Старой королевской библиотеки, перед которой всегда заливали небольшой каток для детишек. От катка давно ничего не осталось, только воспоминания детства, глубоко засевшие в голове Инженера, избавиться от которых он не мог никакими силами. Собор Святой Хедвиги, тоже сохранился отменно. Только на большом куполе отсутствовал крест. Неподалеку виднелись высокие купола соборов, расположившихся на площади Жендарменмаркт. Туда Инженер решил не ходить. Немного подумав, он решительно свернул на Музейный остров. Неспешно прошел мимо Университета, скользнул взглядом по небольшому зданию с колоннами — караульне Новая Вахта. Проскользнув мимо большого здания Немецкого исторического музея, он добрался до Дворцового моста. Мост слегка просел, но по нему сносно можно было пройти в Старый город, в котором также царили вездесущие растения, разруха и запустение. Инженер держал курс на большую башню Красной ратуши, у подножия которой располагалась старейшая Берлинская церковь — Мариенкирхе. Ее постройка датировалась тринадцатым веком. Достигнув небольшого котлованчика, в котором стояла церковь, Инженер вздохнул с облегчением — старое строение оказалось целым. Инженер вошел в котлован и тут же по щиколотку погрузился в прелую листву, перемешанную с грязью. По всей видимости, сюда стекал ручьями тающий снег. Инженер выругался, но попытку добраться до церкви не оставил. Ругаясь сквозь зубы, он, наконец, добрел до массивных дубовых дверей. Инженер толкнул тяжелую створку, которая, противно скрипнув давно не смазанными петлями, открылась. Инженер как мог, вытер о сухую листву, лежащую на ступенях храма грязные ноги и, перекрестившись, вошел в божий дом. Внутри было темно, но мрак не мешал живому мертвецу ориентироваться в пространстве. К тому же, при жизни он часто бывал здесь и даже с закрытыми глазами мог выйти к алтарю. Внутри храма ничего не изменилось, разве что немного грязновато — весь пол холодного предбанника перед входом в основной зал был засыпан всевозможным мусором. Мертвец остановился возле средневековой фрески. Краски на ней потускнели, штукатурка, на которую было нанесено изображение, местами обвалилось. Но до сих пор еще можно было разобрать фигуры живых и мертвых, сплетающихся в завораживающем танце. «Пляска смерти» — так называлось творение неизвестного древнего художника. Танцующие мертвецы, охотящиеся за живыми.