Сто бед - [6]

Со стороны стоящего возле путей дома раздался собачий лай. Зеко остановился и глянул за ограду. Он утирал обшлагом мокрые щеки, а во дворе рвалась с толстой цепи овчарка. Быть может, она как раз из тех псов, которые так и не смирились с мыслью, что никогда не будут волками? Громадная, грязная собака с огромной головой яростно рычала. Она казалась опасной – что само по себе не имело никакого значения. Почуяв присутствие человека, собака встала на задние лапы, чтобы увидеть, кто пытается подойти к ней сзади, и, натянув цепь, почти лишилась опоры о потрескавшуюся землю. Зеко не мог вынести страданий зверя: он бросился вперед и потянул за цепь. Пес перестал рваться и, встав на все четыре лапы, резко дернулся. Его челюсти сомкнулись на ноге Зеко, почти у самой земли. Мальчик взвыл от боли. Парализованный ужасом, он не сводил испуганных глаз с рычащего зверя. Сильно натянутая цепь в конце концов лопнула. Освобожденный от пут хищник, припадая на все четыре лапы, двинулся к пятящемуся Зеко. Мальчик от страха утратил контроль над мочевым пузырем, и волна горячей влаги хлынула у него по ноге. Шаг за шагом Зеко отступал во двор, как вдруг услышал голос Аиды:

– Ради всего святого, выйди оттуда! Побыстрей!

Горан оказался самым разумным: вырвал из забора планку с торчащим из нее большим гвоздем. Но пока он целился в голову пса, тот бросился на Зеко и снова укусил его: в левую ляжку. Стоя возле ограды, Славо молча наблюдал сцену. Аида изловчилась и, схватив за куртку, выдернула Зеко со двора, а Горан одним ударом вонзил гвоздь псу промеж глаз.

– Только дурак может позволить сидящей на цепи собаке дважды укусить себя! – изрек капитан Славо.

Даже по возвращении домой после диспансера, где Зеко ввели противостолбнячную сыворотку, в его ушах все еще звучал голос отца: «Только дурак может позволить сидящей на цепи собаке дважды укусить себя!» Очевидно, эти слова имели тайный смысл, но Зеко не пытался отыскать его. Дурак, без сомнения, это он, Драган Теофилович. И самое паршивое – что таково мнение отца.

В тот вечер Зеко канителился больше обычного: он надолго застрял в наполненной теплой водой ванне, бесконечно чистил зубы, потом разглядывал себя в зеркале. Улегшись наконец, он молча уставился в потолок. На соседней кровати Горан листал иллюстрированный журнал.

– А что, жизнь так же неизменна, как дно реки?

– Чего ты там бормочешь?

– Я это сегодня заметил. Когда дует ветер, поверхность воды меняется, но на дне все остается неподвижно.

– Ничего не понял…

– Я хочу все изменить.

Горан не уловил отчаяния в голосе младшего брата, иначе продолжил бы разговор с ним. Зеко ждал, пока все уснут, чтобы спуститься в «Сто бед». Собачьи укусы все еще болели, но это было сущей ерундой по сравнению со страданиями его детской души. В полночь, когда уснули соседи, а вместе с ними практически весь Травник, Зеко поднялся с постели. Он принял решение: сегодняшний визит в «Сто бед» будет последним. Он спустился в подвал, даже не озираясь. С Лашвы дул холодный ветер; из подвальных окон несло вонью. Зеко почему-то вспомнилась каменистая гряда, веками пролегающая на дне реки. Он неторопливо снял пижаму, как будто надеялся, что кто-то придет и помешает ему сотворить глупость. Неожиданно на память ему пришла история про двух братьев с их улицы. Когда младший разбился об асфальт, прыгнув с шестого этажа, старший, расплющив нос об оконное стекло, прокричал: «Придурок!» – и плюнул на распростертое тело.

Тогда все на улице сошлись на том, что это глупый поступок. Теперь Зеко был полон решимости тоже совершить глупость. Он снял пижаму и залился слезами. Но они не изменили его намерения. Он взглянул на надпись на табличке: «Сто бед». Взобравшись на табуретку возле ванны, Зеко зажмурился. Он дрожал всем телом и от холода, и от страха. Секунды шли, а он сотрясался все сильнее. В противном случае он, возможно, слез бы с табуретки. Посмотрев вокруг, он прыгнул в воду. Но случайно выбил одну из чурок, подпиравших ванну. Стоявший вплотную к ванне шкаф с припасами на зиму накренился, дверцы распахнулись, и по полу покатились банки с домашними заготовками.

Миляна Гачич мирно спала, когда случилось что-то невероятное: разбилась банка консервированных помидоров и они пошлепали вниз по лестнице, прямо к входной двери. В полусне Миляна машинально накинула поверх ночной рубашки пальто, надела туфли и бросилась вслед за помидорами.

Лежа под водой с чуть приоткрытыми глазами, Зеко ждал, когда в легких закончится воздух. Карп неподвижно глядел на него в ожидании откровений.

– «Только дурак может позволить сидящей на цепи собаке дважды укусить себя!» Отец прав, – заявил Зеко карпу, в полной решимости задохнуться.

Банки с консервированным перцем катались по залитому маринадом полу, а девочка, вступившая в самую решающую пору своей жизни, торопливо сбежала с первого этажа в подвал. Она бросилась прямо к ванне и увидела, что карп бьет хвостом по воде, в которой плавает голое тело Драгана Теофиловича. Схватив его под мышки, ценой неимоверных усилий она с тяжелым стоном вытащила безвольное тело и уложила на пол. Распростертый на спине Драган не подавал признаков жизни.