Стинг. Тайны жизни Гордона Самнера - [15]

В случае со Стингом его открытое участие в марксистской организации и его желание использовать убеждения других людей должны были привести его к контакту с ещё более зловещими силами. Даже по сей день он продолжает говорить о себе как о социалисте, но теперь он презирает политику улицы, в которой когда-то принимал участие. Задолго до заката коммунизма он отверг марксизм как «недействующий».

Но в начале и середине семидесятых он очень переживал по поводу ситуации в Северной Ирландии. «Я знаю, что если бы я родился в Андерсонтауне или же Богсайде, я был бы членом ИРА: а) ради моей собственной защиты; б) потому что я человек, любящий борьбу; в) потому что нынешняя ситуация неприемлема и даже нетерпима. Однако я питаю отвращение к терроризму. Хотя такая «жилка» есть, наверное, у каждого из нас», — говорит он.

Вернувшись в реальный мир, Стинг зарабатывал себе дополнительный доход сборщиком посуды в ночном клубе «Джулис» в Ньюкасле. Клуб представлял собой большую комнату, расположенную в подвальном этаже, она была выкрашена в коричнево-бежевый цвет, клуб имел маленькую сцену. «Джулис» был довольно-таки закрытым заведением, часто посещаемым местной мафией Ньюкасла, входная плата составляла 0,7–0,6 фунта и доходила до фунта после десяти вечера.

Местным ди-джеем в то время был Джон Харкер, который позже стал другом Гордона на всю жизнь. Джон вспоминает: «Стинг приходил перед вечерним открытием клуба, собирал стаканы, оставшиеся с предыдущей ночи, а затем садился на сцене и бренчал на своей гитаре. Однажды я пришел вечером и увидел его на подмостках. Он представлял, будто перед ним публика, которая его слушает».

Харкер никогда не забывал о склонности Стинга к «странной одежде»: «Обилие безрукавок действительно ужасной расцветки». Он также объясняет: «Все считали, что Стинг был немного странным в те дни. И в самом деле! Много ли вы знаете людей, которые будут сидеть на сцене в пустом ночном клубе и фантазировать, что они играют в полном зале?»

В 1974 году Стинг переехал в скромную квартирку в район студентов и среднего класса — Джесмонд, в восточном Ньюкасле. Его друг и музыкальный соратник Герри Ричардсон годом ранее закончил колледж и работал в Бристоле. Ричардсон присоединился к местной музыкальной группе, чтобы потом вернуться в Ньюкасл, где Стинг сейчас как раз сдавал свои последние экзамены, получая диплом учителя. Два друга встретились и решили создать абсолютно новую группу, которая бы занималась тем, что они считали гармоничной комбинацией джаза и рока.

Взяв на вооружение сочетание двух направлений, определив свои идеалы, Геррн и Стинг обратились к знакомым музыкантам, таким, как гитарист Джон Хедли и ударник Ронни Пирсон, ранее игравшим с «Back Door». Стинг должен был делить вокальные выступления с Ронни.

Поначалу Ронни Пирсон и Джон Хедли были медлительны в обучении и тормозили Стинга и Герри. «Затем однажды они надули нас и устроили в колледже, где мы оба учились, сеанс, — объяснил Ронни. — Нам некуда было деваться». Первое выступление вызвало реакцию со стороны таких групп, как «Крузейдерс», и собрало приличную толпу, хотя большая ее часть состояла из учеников Ронни Пирсона из того же самого колледжа.

Новая группа была названа «Last Exit» («Последний выход») и начала свою деятельность с регулярного выступления по средам в крохотном верхнем помещении в пабе под названием «Госфорт Отель». Если кто-то из зрителей опаздывал к шести часам вечера, то войти туда было уже невозможно, настолько это место было переполнено. Вскоре «Last Exit» доросла до исполнения лучших работ Чика Кори и Стиви Уандера, и аудитория была удивлена достаточно высоким уровнем музыкальной техники. Они также играли кое-что для души, например «Мне так нужна твоя любовь» Флитвуда Мэка и «Мой друг» Билла Визерса. Было также множество мелодичных композиций Стинга и Герри Ричардсона.

Одними из первых людей, кто увидел выступление Стинга, были его родители, Одри и Эрни. Спустя годы Одри вспоминала: «В первый раз, когда я увидела его поющим, я была так смущена. Стинг пел «Воскресение шаффла», а я чуть не сползла под стол. Его голос звучал так неловко. Кто бы мог тогда представить, что этот голос принесет ему удачу!»

Эрни сухо прокомментировал: «Я старомоден насчет музыки, а Одри говорит, что у него был тогда резкий голос. Я думаю, что было бы лучше, если бы он был электриком на судоверфи. Это не вызвало бы столько шума». Самым трудным для Стинга (всю жизнь!) было получить похвалу своего отца. Реакция Эрни Самнера не давала покоя Стингу, потому что тот имел в виду именно то, что сказал. Эрни не любил восторгаться чем бы то ни было. Он был, пожалуй, последним отцом на земле, который не хотел, чтобы его сын стал звездой рок-н-ролла.

Однако были и другие вещи, кроме музыки, которые тревожили Стинга в то время. Его беспокоили странные ощущения и идеи, с ними связанные, пока он преподавал в старших классах школы, будучи на практике. Над одной песней он размышлял чуть ли не годы, пока она не стала хитом «Полиции» — «Не стой так близко ко мне». Стинг хотел написать о сексуальности, которую он ощущал в классе, где преподавал. Он вел занятия у пятнадцатилетних девочек, и некоторые из них явно вешались на него. Проблема заключалась в том, что они ему тоже нравились. Он даже не знает, как это ему удавалось держать руки подальше от этих расцветающих Лолит. Один из учителей школы, где он работал, комментирует: «Эта песня разоблачающая. Я думаю, что ему было намного легче с мальчиками, чем с девочками. Он был определенно неравнодушен к девочкам».