Стимпанк! - [109]

А в Валериане ей как раз и нравилось больше всего то, как он обращался с автоматонами, – точно так же как и со всеми вообще: с идеальной любезностью!

Софи не понимала, как на самом деле устроены манекены, но знала, что они не могут по-настоящему думать, по-настоящему учиться. Они смеются, потому что так хочет большая металлическая коробка с проводами и шестеренками, установленная в сердце каждого дома с роботами, – та, что контролирует круговорот всех вещей в их механической природе. Это она велит им принести тебе тарелку винограду, а не тарелку камней, или, вот скажем, напомнить надеть шляпу. Это не ум, не сознание, не сочувствие. Можно легко притвориться, что они обладают всеми этими качествами, но Софи никак не могла себя заставить. Она никак не могла забыть, что есть фирма-изготовитель, работники которой регулярно смазывают механизмы и загружают в центральную машину дома команды на карточках из гравированной меди. Это они говорят автоматонам, что им делать. И если манекен вдруг зарежет хозяина в постели, винить будут их, а не бездушную машину.

В том, что манекены на это способны, Софи была совершенно уверена. И выражение лица у них в тот момент будет такое же глупое, как по утрам, когда они спрашивают, не желает ли хозяин еще чашку чаю.

Валериан подсадил Софи в коляску. Лошадьми он правил превосходно – вполне заслуженная репутация, думала Софи, пока они катили к городу в пестром свете весеннего солнца.

Она разгладила платье и постаралась не радоваться слишком сильно дуновению ветра на лице и ласкающему теплу. Леди не положено любить свежий воздух – вдруг веснушки повыскочат!

– Мама хочет, чтобы я с вами поговорил, – начал кузен.

Софи набрала воздуху в грудь. Лично она, конечно, предпочла бы, чтобы предложение руки и сердца начиналось с желания предлагающего, а не его почтенной матушки. Но живот у нее все равно завязало узлом от его слов. Вместо того чтобы устремить невинный взор на кузена, она уставилась на свои руки… в перчатках… на одной из которых как раз красовалось масляное пятно… Потому что нечего лишний раз трогать дворецкого!

Валериан откашлялся.

– Я понимаю, что негоже вот так втягивать вас в наши проблемы, кузина, но, боюсь, намерения моей матушки столь несгибаемы, что если не скажу я – скажет она…

Софи нахмурилась. Все это звучало как-то неправильно. Неужели он настолько презирает ее, что готов оскорбить, даже делая предложение? Неужели не понимает, что уважающая себя девушка просто обязана отвергнуть предложение, высказанное при таких обстоятельствах? Хотя, может, в этом-то и соль? Долг выполнен, можно со спокойным сердцем возвращаться к матери и доложить, что кузина не согласна. Смаргивая готовые хлынуть слезы, Софи принялась спешно подыскивать ответ, достаточно ядовитый, чтобы…

А между тем эти самые слезы недвусмысленно свидетельствовали о присутствии чувств, отсутствие которых она намеревалась показать.

– …потому что Амелия отвергла руку сэра Томаса Фоллоуэла. Он достойный человек, добрый и баронет к тому же, с достаточным доходом, чтобы прилично ее содержать и выплатить долги нашего отца. Отец, естественно в ярости.

Валериан упорно глядел на дорогу, крепко сжав губы.

– О! – до Софи наконец, дошло, что никакого предложения ей делать не собираются.

До чего же стыдно! Да она и вправду ребенок, кузен был с самого начала прав!

– Мама́ хочет, чтобы вы помогли убедить Амелию. – Тут Валериан наконец повернулся к ней. – Отец думает, ее можно заставить пойти под венец, но это совершеннейший абсурд. Если она не хочет замуж, никакая сила на свете ее не сломит.

Смущения Софи он в упор не замечал – как чуть раньше не замечал ее ожиданий. Он вообще редко на нее смотрел, а когда такое все же случалось, никогда не задерживал взгляд надолго. Кажется, бедняжка Софи его попросту не интересовала.

– Да, положение затруднительное, – сказала она (даже на свой собственный вкус неоправданно зло). – Но я не представляю, чем могу быть полезна в такой ситуации.

– Она всегда питала к вам большое уважение…

А вот это неправда! В детстве Амелия и Софи действительно неплохо ладили, но в последние годы, когда судьба самовольно свела их поближе, она Амелии быстро наскучила.

– Она стала… я хочу сказать, она очень привязалась к своему учителю танцев, – продолжал, ничего не замечая, Валериан. – Я был бы очень признателен, если бы вы составили ей компанию в этом занятии… вам было бы весело вдвоем.

– Но ее учитель танцев…, – возразила Софи, – он же не человек.

– Да, – со вздохом ответил Валериан. – Совершенно не человек. В этом-то и проблема.

Разговор поверг Софи в такое смятение, что, несмотря на собственное расстройство по поводу Валериана, она все-таки решилась побеседовать с Амелией.

Случай, однако, представился только вечером. Леди Оберманн сидела у огня, пришивая к шляпке новую ленту; Амелия играла на фортепьяно. Когда она встала, Софи тихонько последовала за ней. Из холла было видно, как в столовой слуги подсоединяют к кухонному лифту массивный подающий механизм в форме руки, чтобы блюда попадали на стол незамедлительно.

– Что такое, кузина? – Амелия стояла на первой ступеньке лестницы.