Стихотворения - [4]

Переходит, молодость, к тебе.

А вожак в рубашке из металла

Погружался медленно на дно,

И заря над ним образовала

Золотого зарева пятно.

1948

Гроза

Содрогаясь от мук, пробежала

              над миром зарница,

Тень от тучи легла, и слилась,

                 и смешалась с травой.

Все труднее дышать, в небе облачный вал

                              шевелится.

Низко стелется птица, пролетев

                     над моей головой.

Я люблю этот сумрак восторга, эту краткую

                           ночь вдохновенья,

Человеческий шорох травы, вещий холод

                         на темной руке,

Эту молнию мысли и медлительное

                          появленье

Первых дальних громов — первых слов

                          на родном языке.

Так из темной воды появляется

              в мир светлоокая дева,

И стекает по телу,

           замирая в восторге, вода,

Травы падают в обморок, и направо бегут

                                   и налево

Увидавшие небо стада.

А она над водой, над просторами

                   круга земного,

Удивленная, смотрит в дивном блеске

                            своей наготы.

И, играя громами, в белом облаке

                    катится слово,

И сияющий дождь на счастливые рвется цветы.

1946

Не позволяй душе лениться

Не позволяй душе лениться!

Чтоб в ступе воду не толочь,

Душа обязана трудиться

И день и ночь, и день и ночь!

Гони ее от дома к дому,

Тащи с этапа на этап,

По пустырю, по бурелому

Через сугроб, через ухаб!

Не разрешай ей спать в постели

При свете утренней звезды,

Держи лентяйку в черном теле

И не снимай с нее узды!

Коль дать ей вздумаешь поблажку,

Освобождая от работ,

Она последнюю рубашку

С тебя без жалости сорвет.

А ты хватай ее за плечи,

Учи и мучай дотемна,

Чтоб жить с тобой по-человечьи

Училась заново она.

Она рабыня и царица,

Она работница и дочь,

Она обязана трудиться

И день и ночь, и день и ночь!

1958

Белая ночь

Гляди: не бал, не маскарад,

Здесь ночи ходят невпопад,

Здесь от вина неузнаваем,

Летает хохот попугаем.

Здесь возле каменных излучин

Бегут любовники толпой,

Один горяч, другой измучен,

А третий книзу головой.

Любовь стенает под листами,

Она меняется местами,

То подойдет, то отойдет...

А музы любят круглый год.

Качалась Невка у перил,

Вдруг барабан заговорил —

Ракеты, выстроившись кругом,

Вставали в очередь. Потом

Они летели друг за другом,

Вертя бенгальским животом.

Качали кольцами деревья,

Спадали с факелов отрепья

Густого дыма. А на Невке

Не то сирены, не то девки,

Но нет, сирены, — на заре,

Все в синеватом серебре,

Холодноватые, но звали

Прижаться к палевым губам

И неподвижным, как медали.

Обман с мечтами пополам!

Я шел сквозь рощу. Ночь легла

Вдоль по траве, как мел бела.

Торчком кусты над нею встали

В ножнах из разноцветной стали,

И тосковали соловьи

Верхом на веточке. Казалось,

Они испытывали жалость,

Как неспособные к любви.

А там, вдали, где желтый бакен

Подкарауливал шутих,

На корточках привстал Елагин,

Ополоснулся и затих:

Он в этот раз накрыл двоих.

Вертя винтом, бежал моторчик

С музыкой томной по бортам.

К нему навстречу, рожи скорчив,

Несутся лодки тут и там.

Он их толкнет — они бежать.

Бегут, бегут, потом опять

Идут, задорные, навстречу.

Он им кричит: "Я искалечу!"

Они уверены, что нет...

И всюду сумасшедший бред.

Листами сонными колышим,

Он льется в окна, липнет к крышам,

Вздымает дыбом волоса...

И ночь, подобно самозванке,

Открыв молочные глаза,

Качается в спиртовой банке

И просится на небеса.

1926

Движение

Сидит извозчик, как на троне,

Из ваты сделана броня,

И борода, как на иконе,

Лежит, монетами звеня.

А бедный конь руками машет,

То вытянется, как налим,

То снова восемь ног сверкают

В его блестящем животе.

1927

Ивановы

Стоят чиновные деревья,

Почти влезая в каждый дом.

Давно их кончено кочевье,

Они в решетках, под замком.

Шумит бульваров темнота,

Домами плотно заперта.

Но вот все двери растворились,

Повсюду шепот пробежал:

На службу вышли Ивановы

В своих штанах и башмаках.

Пустые гладкие трамваи

Им подают свои скамейки.

Герои входят, покупают

Билетов хрупкие дощечки,

Сидят и держат их перед собой,

Не увлекаясь быстрою ездой.

А там, где каменные стены,

И рев гудков, и шум колес,

Стоят волшебные сирены

В клубках оранжевых волос.

Иные, дуньками одеты,

Сидеть не могут взаперти.

Прищелкивая в кастаньеты,

Они идут. Куда идти,

Кому нести кровавый ротик,

У чьей постели бросить ботик

И дернуть кнопку на груди?

Неужто некуда идти?

О мир, свинцовый идол мой,

Хлещи широкими волнами

И этих девок упокой

На перекрестке вверх ногами!

Он спит сегодня, грозный мир:

В домах спокойствие и мир.

Ужели там найти мне место,

Где ждет меня моя невеста,

Где стулья выстроились в ряд,

Где горка — словно Арарат —

Имеет вид отменно важный,

Где стол стоит и трехэтажный

В железных латах самовар

Шумит домашним генералом?

О мир, свернись одним кварталом,

Одной разбитой мостовой,

Одним проплеванным амбаром,

Одной мышиною норой,

Но будь к оружию готов:

Целует девку — Иванов!

1928

* * *

Я шел сквозь рощу. Ночь легла

Вдоль по траве, как мел бела.

Торчком кусты над нею встали

В ножнах из разноцветной стали,

И тосковали соловьи

Верхом на веточке. Казалось,

Они испытывали жалость,

Как неспособные к любви.

А там вдали, где желтый бакен

Подкарауливал шутих,

На корточках привстал Елагин,