Стихотворения Юлии Жадовской - [3]

Шрифт
Интервал

Не святотатствуй, не греши
Во храме собственной души.
Поверь, молиться невозможно
При кликах суетных и ложных
Пустых, ничтожных торгашей,
Средь пошлых сплетен и речей.
Очисти храм бичом познанья,
Всю эту ветошь изгони,
Тогда, пред алтарем призванья,
С мольбой колена преклони…

Поэтическая душа верна своему решению: она не повергает своей тоски на суд людей. Она, улыбаясь, слушает пустой разговор, когда на сердце тяжело и грустно;

Как часто слушаю ничтожный разговор
С участием притворным я и ложным!
Вниманье полное изображает взор,
Но мысли далеко, и на сердце тревожно…
Как часто я смеюсь, тогда как из очей
Готовы слезы жаркие катиться…[9]

Скрытность эта тоже тяжела:

О, как трудно, грустно и обидно
Мне скрывать всю боль сердечных ран! —

восклицает г-жа Жадовская в одном стихотворении. Она даже не надеется на свою твердость, она спрашивает себя:

Как-то справлюсь я с моею ролью?
Как-то слезы, горе утаю?
Как-то скрою от людей и света
Я печаль душевную мою?

И какою-то безотрадно-грустною покорностью судьбе звучит ответ ее на этот вопрос:

Ничего, немножко только воли,
И исчезнут слезы на глазах,
Ничего… еще одно усилье, —
И мелькнет улыбка на устах!..[10]

«Но что же за причина страданья? Что тревожит сердце поэта среди веселого общества?» – Мало ли бывает причин страданья, читатель! Наш мир – не блаженный эдем, и немало горя выпадает на долю людей, умевших отличить добро от зла. Скажите, разве не законная причина страданья, например, такая мысль:

Чем ярче шумный пир, беседа веселей,
Тем на душе твоей печальной тяжелей,
Язвительнее боль сердечного недуга,
И голос дальнего, оставленного друга
Мне внятней слышится.
Ах, бледный и худой,
Я вижу образ твой, измученный нуждой!
Среди довольных лиц, средь гула ликованья,
Он мне является с печатию страданья,
Оставленной на нем бесплодною борьбой
С врагами, бедностью и самою судьбой!
Быть может, в этот час, когда за ужин пышный
Иду я, средь других, моей стопой неслышной,
Ты, голоден и слаб, в отчаяньи немом,
Лежишь один, в слезах, на чердаке глухом;
А я тебе помочь не в силах и не властна!
И, полная тоски глубокой и безгласной,
Я никну головой, не слыша ничего,
Под гнетом тайного унынья моего,
Средь этой ветреной себялюбивой знати,
Готовая рыдать неловко и некстати…

Много подобных горьких мыслей может таиться под наружным спокойствием, среди безумного светского веселья, где нет родной души, которая могла бы откликнуться на тайное, внутреннее горе. Все в этом свете заставляет сердце сжиматься и скрывать свои раны, все веет таким неприветным равнодушием. Что за дело людям, стремящимся по дороге веселья, до израненного путника, лежащего при пути?

Их много мимо шло… но что ж? никто из них
Не думал облегчить тяжелых ран моих;
Иной бы и желал, да вдаль его манила
Житейской суеты губительная сила;
Иных пугал вид ран и мой тяжелый стон…

Но найдется же наконец хоть одна душа, которая почувствует сострадание к несчастному; найдется этот ближний, которого напрасно ждет страдалец в толпе мимоходящих людей. И нашлась одна такая душа, нашлось это участие для страдальца:

И вот пришел один, склонился надо мной
И слезы мне отер спасительной рукой.
Он был неведом мне, но полн святой любовью,
Текущею из ран не погнушался кровью…
Он взял меня с собой и помогал мне сам,
И лил на раны мне целительный бальзам[11].

Надолго остается в душе страдальца образ этого ближнего-утешителя. Легко может случиться, что простое ощущение благодарности превратится в чувство более глубокое и вызовет взаимное чувство. Тогда, что бы ни случилось, но сердце бедного труженика, отверженного светом, сохранит навсегда тихое и светлое, – хотя в грустное, может быть, – воспоминание о том, в ком хоть однажды встретило оно теплое, родное участье. На людей, имеющих подобные воспоминания или умеющих понимать их, должны сильно подействовать некоторые из стихотворений г-жи Жадовской. Нам кажется, например, что к жизни многих может быть применено прекрасное описание, составляющее вторую половину стихотворения! «Никто не виноват». Мы решаемся выписать вполне это стихотворение:

Никто из нас, никто не виноват,
Ни ты, ни я: судьба уж так решила!
Судьба страшна, всесильна, говорят;
Она и нас с тобою разлучила.
Не виноват, мой друг, не виноват и ты,
Что на душе твоей любовь остыла;
И я не виновата, что мечты
Безумной юности так долго сохранила,
Что светятся они отрадно предо мной,
Повсюду следуют за мной неотразимо
И что над этой грустной пустотой
Горит любовь звездой неугасимой…
Ах, эта жизнь своею тишиной
Меня томит, как страшное виденье!
Как будто смерть летает надо мной…
Желанна буря мне, как грешнику спасенье.
Вот что теперь на память мне пришло
Из детства дней, почти забытых мною:
Поляну помню я; на ней росло
Цветов так много яркою весною;
Но не весенние душистые цветы
Меня туда, ребенка, привлекали.
Среди поляны той два дерева стояли,
И сладостно шептали их листы,
И мерно ветви их зеленые кивали.
Они росли одно к другому близко; но
Никак коснуться не могли друг друга, —
Знать, было так судьбою суждено.
Вот поднялась однажды туча с юга
И близилась. В молчании ждала
Ее усталая природа. Торопливо
Летали птицы; спряталась пчела;

Еще от автора Николай Александрович Добролюбов
Счастие не за горами

Книга «Счастие не за горами» содержит ряд характерных для либеральной идеологии высказываний: ссылки на английскую «законность, любовь свободы, разумности и порядка», восторженное отношение к российской «гласности», утверждение надклассовости науки, замечания, что «купцам свойственна любовь преимущественно к торговле, а не к обогащению», что «учиться у простого народа – все равно что учиться у детей, подражать им» и т. д. В своей рецензии Добролюбов выявляет политическую суть книги.


Русская цивилизация, сочиненная г. Жеребцовым

Н. А. Жеребцов – публицист славянофильской ориентации, крупный чиновник (в частности, служил вице-директором департамента в Министерстве государственных имуществ, виленским гражданским губернатором, был членом Совета министра внутренних дел). «Опыт истории цивилизации в России» привлек внимание Добролюбова как попытка систематического приложения славянофильских исторических взглядов к конкретному материалу, позволявшая наглядно продемонстрировать их антинаучный характер: произвольное противопоставление разных сторон исторического прогресса – духовной и социальной, односторонний подбор фактов, «подтягивание» их к концепции и т. п.


О некоторых местных пословицах и поговорках Нижегородской губернии

«…Пословицы и поговорки доселе пользуются у нас большим почетом и имеют обширное приложение, особенно в низшем и среднем классе народа. Кстати приведенной пословицей оканчивается иногда важный спор, решается недоумение, прикрывается незнание… Умной, – а пожалуй, и не умной – пословицей потешается иногда честная компания, нашедши в ней какое-нибудь приложение к своему кружку. Пословицу же пустят иногда в ход и для того, чтобы намекнуть на чей-нибудь грешок, отвертеться от серьезного допроса или даже оправить неправое дело…».


«Губернские очерки»

Статья Добролюбова, появившаяся после выхода третьего тома «Губернских очерков», по своей идейной направленности примыкала к высказываниям Чернышевского, содержащимся в его «Заметках о журналах» по поводу первых очерков и в специальной статье, явившейся отзывом на первые два тома очерков. Чернышевский назвал «превосходную и благородную книгу» Щедрина одним из «исторических фактов русской жизни» и «прекрасным литературным явлением». «Губернскими очерками», по его словам, «гордится и должна будет гордиться русская литература».


Луч света в темном царстве

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Торжество благонамеренности

Статье Добролюбова, написанной от имени редакции «Современника», предшествовали следующие обстоятельства. В июньском номере журнала было помещено «Современное обозрение» (автором его был Е. П. Карнович), представлявшее обзор статей по еврейскому вопросу. Автор обзора протестовал против мер, направленных на угнетение еврейского народа, но вместе с тем указывал на те отрицательные черты евреев, которые характерны прежде всего для еврейской буржуазии.


Рекомендуем почитать
Кинопробы космической экспансии

Предлагаем читателям первый обзор из серии «Кинопробы космической экспансии», посвященной истории «освоения» кинофантастикой Солнечной системы. Известный популяризатор истории космонавтики и писатель-фантаст Антон Первушин в трех статьях расскажет о взглядах кинематографистов на грядущее покорение Луны, Марса и Венеры. В первом обзоре автор поглядывает на естественный спутник Земли. О соседних планетах — читайте в ближайших номерах журнала. Из журнала «Если», 2006, №№ 7, 8, 10; 2007, № 5.


Загадка Некрасова

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Драматические сочинения и переводы Н. А. Полевого. Две части

«…Это решительно лучшее из всех «драматических представлений» г-на Полевого, ибо в нем отразилось человеческое чувство, навеянное думою о жизни; а между тем г. Полевой написал его без всяких претензий, как безделку, которая не стоила ему труда и которую прочтут – хорошо, не прочтут – так и быть!…».


Секретарь в сундуке (,) или Ошибся в расчетах. Водевиль-фарс. В двух действиях. М. Р… Три оригинальные водевиля… Сочинения Н. А. Коровкина

«…Не знаем, право, каковы английский и немецкие водвили, но знаем, что русские решительно ни на что не похожи. Это какие-то космополиты, без отечества и языка, какие-то тени без образа, клетушки и сарайчики (замками грешно их назвать), построенные из ничего на воздухе. В них редко встретите какое-нибудь подобие здравого смысла, об остроте и игре ума и слов лучше и не говорить. Место действия всегда в России, действующие лица помечены русскими именами; но ни русской жизни, ни русского общества, ни русских людей вы тут не узнаете и не увидите…».


Наши, списанные с натуры русскими… Уральский казак. Соч. В. И. Даля

«…К числу особенных достоинств статей, помещаемых в этом издании, должно отнести их совершенную соответственность и верность идее и цели: так, например, «Уральский казак» – это не повесть и не рассуждение о том, о сем, а очерк, и притом мастерски написанный, который в журнале не заменил бы собою повести, а в «Наших» читается, как повесть, имеющая все достоинство фактической достоверности…».


«Много шуму из ничего»

«Во все времена человеческой жизни, с тех пор как люди себя помнят, были войны. Войны, с тех пор как существуют государства, начинались правительствами, а кончались – борьбой сословий; бедные принимались бороться с богатыми. Богатые противились и не хотели уступать. Тогда начинались народные движения; более долгие и более мирные движения называются реформациями, а более короткие и более кровавые – революциями…».