Стихотворения - [7]

Уже 13 марта стихи эти были напечатаны в только что начавшей выходить кутаисской социал-демократической газете в номере первом за 1917 год.

Одно за другим пишутся и публикуются стихи Галактиона Табидзе, посвященные падению самодержавия, призывающие к торжеству Свободы, Равенства и Братства. Таков опубликованный 25 марта сонет «Мы, Николай…» — воистину (вспомним Лермонтова) «железный стих, облитый горечью и злостью»:

Все приказы ему диктовала измена.

Мы, НИКОЛАЙ, — и подписывал вместе с нею,

Царь без царя в башке, с душою плебея,

По природе не злой — в крови по колена.

Тряпка и женин муж — жалкого плена

Царство несло печать, — неподвижно рея,

Тень отбрасывала нощно и денно

Птица-ублюдок — две головы — шея.

Душу томил тягостный плач кандальный,

Вздор заупокойный, звон погребальный —

Века весна грянула волею неба.

Прочь из когтей державных вырвался хаос.

Имя сладчайшее воли — ТАВИСУПЛЕБА —

Сбудется — как никогда еще не сбывалось.

Не впервые в стихах Галактиона появляется понятие «хаос» со смутным, но непобедимым предощущением грядущей гармонии. Вспомним хотя бы за год до этого написанные строки стихотворения «Словно не здесь…», в котором явственно слышна перекличка с Блоком.

По-разному варьируемая мысль о рождении гармонии из хаоса, света из мрака, созидания из разрушения, преемственности и непрерывности историко-культурного процесса — также составляет основу его поэтических раздумий. Но когда июнь — июль семнадцатого года отбросили мрачную тень на первые радости февральского воодушевления, обнажив смертельную опасность контрнаступления реакционных сил, да и угроза возобновления военных действий на фронтах была приведена в исполнение, и от «космической лужи», «гниющего болота» мировой бойни вновь потянуло удушливым смрадом, раздумья поэта над судьбами родной Грузии приняли трагический оттенок. И тогда прозвучит поэтическая мольба Галактиона — «Обращение к Солнцу»:

Близится смута — дань роковая —

Рядом же с нею

Имени милого не называю,

Будто не смею.

Только б лучи твои осияли,

Солнце, молю я,

Ту, что навеки — рыцарь Грааля,—

Ту, что люблю я.

Знаю, ослепну — ярости правой

Душу открою! —

Ты ж облеки ее ранней зарею,

Тенью полдневной,

Ты обойди ее этой кровавой

Близкой бедою!

Вспомним, что 18 июня 1917 года Керенским был отдан роковой приказ начать наступление на Юго-Западном фронте, а вслед за провалом этого наступления нагло подняла голову контрреволюция. Было покончено с двоевластием, предпринята прямая попытка разгрома революционных сил. Важною вехой в истории революции оказалась третьеиюльская пиррова победа реакции. Вне этого исторического контекста невозможно понять душевное смятение поэта, сказавшееся в трагически напряженных стихах этой поры, таких, например, как вышеприведенное «Обращение к Солнцу» или «Ангел с пергаментом», «Осень в обители отцов „Непорочного зачатия“» или «О богородица, дева Мария!..»

Одно несомненно — в поэзии Галактиона Табидзе нарастают трагические звучания.

…Тревожные и противоречивые сведения, доходившие из России, мучительные раздумья о судьбе родины и путях революции, вопросы, требовавшие ответа и ясности, — все это неудержимо влекло поэта к эпицентру исторических потрясений — в Москву, в Петроград. Трон рухнул, свобода вырвалась из когтей двуглавого орла, но поэту виделись в новом хаосе контуры иных чудищ с когтями поострее… Он сравнивает себя с одинокой горною вершиной, отгороженной, оторванной от мира и мировых бурь. Поэт одержим желанием прозреть и постичь происходящее там, за пеленою тумана и мрака («Гора»).

В Москве в это время находится жена поэта, его лучший, едва ли не единственный друг, поверенная всех его мыслей, всех его мук и упований… Она и учится и работает одновременно. Галактиону еще в августе 1916 года удалось вместе с нею вырваться в Москву — это оказалось их свадебным путешествием. Он пробыл тогда там до конца ноября, даже выступал на вечере, организованном в его честь грузинским студенчеством. На этом вечере, кстати, присутствовал К. Д. Бальмонт, с которым поэт познакомился в 1915 году в Кутаиси (сохранились два снимка, запечатлевшие Бальмонта и Галактиона Табидзе). Но хроническое и безысходное безденежье заставило тогда поэта вернуться домой. Мы уже знаем, как развернулись с тех пор события…

И вот теперь, через год, он снова в Москве, затем — ненадолго — в Петрограде.

В России он застает революцию. Несколько позднее в поэтической хронике «Джон Рид» он в необычных для себя стихах, где взорвана размеренность ритма и появились новые, рожденные эпохой слова, опишет и предреволюционную Москву, и «огнеобъятый» Петроград октябрьских дней.

Петроградские и московские впечатления породили целый цикл стихотворений осени 1917 — первой половины 1918 годов, которые в масштабе мировой поэзии могут считаться одним из сильнейших непосредственных поэтических откликов на Октябрьскую революцию. В поэме «Джон Рид» сам Галактион Табидзе провел такую параллель: «„Двенадцать“ — Александра Блока, „Несколько дней в Петрограде“ — мои».

Как видим, «десять дней, которые потрясли мир», потрясли и мир поэзии Галактиона Табидзе. Это сказалось уже в первых его «московских» и «петроградских» стихах («На площади», «Офорт»).