Стихотворения - [19]
Шрифт
Интервал
И вестью той поражена.
Как лебедь меткою стрелою.
Яд горя в грудь ее проник,
И светлой радости родник
Иссяк в душе. Заполонила
Ее тоска, ей все постыло.
Ее Василько ослеплен!
Как с этим горем примириться?..
Бежит от глаз княгини сон;
Когда ж заснет, то муж ей снится:
Блестит на князе молодом
С высоким яловцем шелом,
И цареградская кольчуга
С крестом надета на супруга.
В руке Васильковой копье;
Глаза, как уголья, сверкают;
Когда ж он взглянет на нее —
Она, голубка, так и тает;
На сына взглянет — и вздохнет,
И на губах его мелькнет
Улыбка ласки и привета,—
И любо ей приметить это.
И снятся ей былые дни,
Дни невозвратного веселья…
Прошли-промчалися они!
Княгиню скорбь крушит, как зелье.
Ее супруг — слепец, в плену!..
Кто защитит его жену?
Кто приголубит крошку сына?
С кем в бой пойдет его дружина?
Едва ль его освободят
Его дружинники, бояре.
Но разве умер старший брат?
Иль воев нет у Володаря,
Давно испытанных в боях?
Иль не восстанет Мономах,
Всегдашний враг деяний темных,
Противу братьев вероломных?
И, одолеть не в силах гнев,
Услыша весть о новом горе,
Владимир вспрянул, точно лев,
И шлет юнца к Олегу вскоре.
«Доколе нам коснеть во зле? —
Он пишет, — Всей родной земле
Грозит беда, — судите сами:
Давыд повергнул нож меж нами.
Коль не исправим зла того
И не упрочим мир желанный,
То брат на брата своего
Восстанет в злобе окаянной,
В крови потопится земля.
Селенья наши и поля
Возьмут враги, разрушат грады,
И сгибнут в распрях наши чада.
Раздорам надо быть концу,—
Давно мы ими Русь бесславим,
Придите, братья, к Городцу,—
Скорее вместе зло исправим.
Стоять за правду вы клялись».
И княжьи счеты улеглись
Перед бедою этой новой.
Исчез в них дух вражды суровой.
И Святославичи пришли,
Спеша исправить злое дело,
Туда, где грозный страж земли
Уже стоял с дружиной смелой.
Отправил в Киев он послов
С такою речью к Святополку:
Зачем затеял он размолвку?
Зачем нарушил клятву он —
Не изнурять земли враждою?
За что Василько ослеплен,
Давыду выдан головою?
Когда вина была на нем,
Зачем судил своим судом?
Об этом дал бы братьям вести,
Мы рассудить сумели б вместе.
— Не я слепил его — Давыд,—
Князь Святополк на то ответил,—
Великий грех на нем лежит:
Он сесть на стол Давыдов метил,
Хотел со мной затеять рать
И стол и жизнь мою отнять
И с Мономахом заедино
Взять Туров, Пинск и Погорину.
Не сам о том дознался я —
Мне обо всем Давыд поведал.
За то ль винят меня князья,
Что я Васильке воли не дал?
Вины своей не признаю
Пред ними. Голову свою
Сложить мне не было охоты.
Пускай с Давыдом сводят счеты.
«Уверишь братьев ты навряд,—
Сказали посланные мужи,—
Что за тобой Василько взят:
Ты взял, — вина твоя наруже».
И разошлися до утра,
Чтоб с новым днем по льду Днепра
Под стольный Киев перебраться
И с князем в поле посчитаться.
Не захотел пропасть в бою
Великий князь, объятый страхом.
Жалея голову свою,
Тогда бежать задумал к ляхам,
И, матерь русских городов,
Он Киев кинуть был готов;
Но не пустили киевляне
Его, бояся большей брани.
Нет, не успеет Мономах
Достигнуть утром переправы:
Чем свет весь Киев на ногах;
Но не воздвигнут величавый
Стяг Святополка у ворот,
Дружина княжья не зовет
Смущенных граждан к обороне,
И не стучат мечи о брони.
Великий князь, земли глава,
Боится пасть в бою открытом,
И Всеволожская вдова
Идет с отцом-митрополитом
В стан Мономаха: весь народ,
Сопровождая крестный ход.
Усердно молится иконам,
И полон город красным звоном.
Перед Владимиром склонясь.
Скатала старая княгиня:
— Будь милосерд, родной мой князь!
К тебе пришли мы с просьбой ныне.
Князь, покажи нам милость въявь
И новой скорби не прибавь
В правдивом гневе к нашим болям,—
Тебя о том мы слезно молим.
Земли защитник ты, не враг.
Не половчин, не Торчин ярый! —
Заплакал горько Мономах,
Услыша вопль княгини старой.
И говорит он братьям речь:
«Ужель нам землю не беречь?
Ее отцы трудом стяжали,
А мы терзать в раздорах стали!
Как сын, Василько мной любим,—
Но обреку ль бедам и мщенью
Людей невинных перед ним
И не причастных преступленью?
Пусть бог воздаст его врагам
По их неправедным делам,
Но мы невинных не осудим».
И дал он мир земле и людям.
V
Волынь в тревоге. Снова рать,
И дух вражды опять повеял.
Князь Володарь заставил сжать
Давыда то, что он посеял.
Василько им освобожден;
За ослепленье и полон,
За муки все отмстить заклятым
Своим врагам идет он с братом.
Уже не в силах Мономах
Остановить кровопролитья,
И пробудил Давыда страх.
Как гром от сладкого забытья.
Его советники бегут:
Но братья требуют на суд
Их, виноватых в грозной брани.
И ставят виселицы в стане.
И должен выдать их Давыд.
И должен сам понесть бесчестье.
Слепец разгневанный грозит
И Святополку страшной местью.
Став с Володарем на Рожне.
Предать разгрому и войне
Без сожаленья и пощады
Он хочет княжеские грады.
В душе Василька ночи тень.
И этот мрак, как смерть, ужасен.
А божий мир так светел. День
Весенний радостен и ясен;
Деревья в зелень убраны;
Тепло, но веянье весны
Грудь Ростиславича не греет;
В ней скорби лед, в ней злоба зреет.
Луч солнца ласково скользит
По золоченому оплечью —
Не видит солнца князь; громит
Он Святополка грозной речью.
«Вот чем мне клялся стольный князь!» —
Воскликнул он, остановясь
Перед дружиной боевою,
И поднял крест над головою.
«Он отнял свет моих очей,