Стихотворения - [25]

Шрифт
Интервал

Уж если что-то чесать — известно,
Что лучше зубы, чем языки.
Нам всё годится: хрум-хрум — и нету!
Вот только было бы, чем запить.
Сжуём и туфельку, и карету,
А Золушку выплюнем — так и быть!
Но, дело имея с людской породой,
Мотайте, мальчики, на усы:
Я дожил до старости тем, что сроду
Не ел их докторской колбасы.
Да, мы жуём, но рискуем сами —
Такая уж наша драконья жисть!
Ох, снова, проклятые, зачесались...
У вас не найдётся, чего погрызть?
1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия




МЕДВЕЖЬЯ ПЕСЕНКА

Самым мягким лапкам —
Баю-бай!
Самым круглым попкам —
Баю-бай!
Самым толстопузым,
Тёплым и лохматым,
Сонным медвежатам —
Баю-бай!
Как у нас в берлоге
Три бочонка мёду,
Как у наших деток —
Сладенькие лапки...
Первый сон — гречишный,
А второй — цветочный,
А как выйдет месяц —
Липовый приснится.
Соням и сластёнам,
Баловням-задирам,
Медвежовым деткам —
Баюшки под ушко!
1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия




«И — в вечерний полёт...»

И — в вечерний полёт,
по-ребячьи раскинувши руки,
Словно в бездну,
роняя затылок в крахмальную стынь —
Пронесёмся по снам,
ни в одном не уставшие круге,
В обомлевших ветрах наводя грозовые мосты!
Мы узнаем там тех, кого вспомнить пытались,
но меркла
У границы сознанья прозрачная память веков.
Мы в неё свою жизнь наводили,
как встречное зеркало,
Но глаза ослеплял свет неведомых нам берегов.
В озареньи полёта мы будем бесстрашны и мудры,
И придут к нам крылатые звери с небесных ворот...
А в кого превратимся, ударившись оземь, наутро —
Нам ещё не известно,
и стоит ли знать наперёд?
1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия




«Таня Осипова, как вы мне надоели!..»

Таня Осипова, как вы мне надоели!
Даже здесь — вдвоём:
близнецовый эффект виноват!
Серый ветер гуляет по дощатой нашей постели
И вечерние мыши вышли на променад.
Мы опять в ШИЗО, ох не гладят нас по головке!
Под одной звездой отмерзать ото всех забот.
Ну, на крайний случай — вы в ШИЗО,
а я в голодовке.
Или тот же случай, только наоборот.
Видно, ангелы наши время нашли и место
Спохватиться: где мы болтались врозь,
и они правы.
Где вы были в Москве во время моих наездов?
И где я была, когда в Лефортово — вы?
Двум таким безголосым как же было не спеться?
От судьбы не уйдёшь: раз уж нас не свели свои —
Удружили власти, теперь никуда не деться!
Принесли баланду; возьмите на нас двоих.
1984 ЖХ-385/2, ШИЗО, Мордовия




«А в этом году подуло весной...»

А в этом году подуло весной
Четвёртого февраля.
И на вспененной лошади вестовой
В нелепом мундире старинных войн
Промчал по мёрзлым полям.
Прокатили мускулы облаков
По всем горизонтам гром,
И запели трубы былых полков
Смертью и серебром.
И по грудь в весне провели коней,
И намокли весной плащи,
А что там могло так странно звенеть,
Мне было не различить.
Но рвануло сердце на этот звон,
И усталость крылом смело.
И это был никакой не сон:
Было уже светло.
1984 ЖХ-385/2, ШИЗО, Мордовия




«Лошади мои, лошади!..»

Лошади мои, лошади!
По каким боям — гривы по ветру?
Что за бабы плачут у повода?
Что за пули ждут своей очереди?
Серые мои, рыжие!
По каким холстам — лёгкой поступью?
Из каких веков, мои поздние?
Из каких переделок выжили?
Небывалые мои, гордые!
Не косите свои агатовые!
Уходя, не надо оглядываться.
Лишь копыта в небо — аккордами.
1984 ЖХ-385/2, ШИЗО, Мордовия




«Нарядили в тяжёлое платье...»

Нарядили в тяжёлое платье,
И прекрасною дамой назвали,
И писали с неё Божью матерь,
И клинки на турнирах ломали.
И венцы ей сплетали из лилий,
И потом объявили святой.
И отпели, и похоронили —
А она и не знала, за что.
1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия




«Сойдём с ума печальною весной...»

Сойдём с ума печальною весной,
Когда снега вздыхают об апреле,
Когда уже грозит подрыв основ
Сугробам; и камины догорели,
Когда стоит над нами Орион,
Но наплывают странные созвездья,
Когда из мира не приходят вести,
Но он такой душою одарён,
Что прорывается в молчание утрат —
С ума сойти!
Какого ветра милость?
Вот так проснёшься как-нибудь с утра —
И всё исполнится,
Как только что приснилось.
1984 ЖХ-385/3, Лагерная больница, Мордовия




«Их пророки обратятся в ветер...»

Их пророки обратятся в ветер,
В пепел обратятся их поэты,
Им не будет ни дневного света,
Ни воды, и не наступит лето.
О, конечно, это справедливо:
Как земля их носит, окаянных!
Грянут в толпы огненные ливни,
Города обуглятся краями...
Что поделать — сами виноваты!
Но сложу я договор с судьбою,
Чтобы быть мне здесь
И в день расплаты
Хоть кого-то заслонить собою.
1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия




«Мы не войдём в одну и ту же реку...»

Мы не войдём в одну и ту же реку,
Не разведём заросших берегов,
Не будет нам хромого человека,
Который нас перевезти готов.
А будет вечер — тёплый, как настойка
На тёмных травах; лень и тишина.
Тогда отступит лагерная койка,
И холод камеры, и ветер из окна.
Но мы запомним разговоры в кружку,
Счастливейшие сны в полубреду,
Мордовских баб, пихающих горбушку:
— Хоть хлебушка возьми, не голодуй!
И это нам нести своим любимым,
По-честному делясь — кому о чём:
Всё страшное — себе,
Всё злое — мимо,
Всю доброту Земли — ему в плечо.
1984 ЖХ-385/3-4, Мордовия




«Над моей половиной мира...»

Моему незнакомому другу Дэвиду Макголдену
Над моей половиной мира
Распускают хвосты кометы.
На моей половине века —
Мне в глаза — половина света.
На моей половине — ветер,
И чумные пиры без меры.

Еще от автора Ирина Борисовна Ратушинская
Одесситы

Они - ОДЕССИТЫ. Дети "жемчужины у моря", дети своей "мамы". Они - разные. Такие разные! Они - рефлексирующие интеллигенты и бунтари- гимназисты. Они - аристократы-дворяне и разудалый, лихой народ с Молдаванки и Пересыпи. Они - наконец, люди, вобравшие в себя самую скорбную и долготерпеливую культуру нашего мира. Они - одесситы 1905 года. И страшно знающим, что ждет их впереди. Потому что каждый из них - лишь искорка в пожаре российской истории двадцатого века. Снова и снова звучат древние горькие слова: "Плачьте не о тех, кто уходит, но о тех, кто остается, ибо ушедшие вкушают покой...".


Наследники минного поля

Это — продолжение самого горького и отчаянного российского романа последних лет — "Одесситов" Ирины Ратушинской…Выросло первое поколение "Одесситов". Дочери уничтоженных дворян стали "светскими дамами" сталинской эпохи, а сыновья многострадальных обитателей еврейских кварталов — яростными "строителями нового мира". И — появилось еще одно поколение детей "Одессы-мамы". Поколение детей, что чудом прошли войну и оккупацию. Поколение отчаянно смелых мальчишек и девчонок, что в дни горя и беды знали — ДРУГ БЕЗ ДРУГА ИМ НЕ ВЫЖИТЬ.


Серый - цвет надежды

«Все описанные в книге эпизоды действительно имели место. Мне остается только принести извинения перед многотысячными жертвами женских лагерей за те эпизоды, которые я забыла или не успела упомянуть, ограниченная объемом книги. И принести благодарность тем не упомянутым в книге людям, что помогли мне выжить, выйти на свободу, и тем самым — написать мое свидетельство.»Опубликовано на английском, французском, немецком, шведском, финском, датском, норвежском, итальянском, голландском и японском языках.


Вне лимита. Избранное

Ирина Ратушинская, отбывающая ныне за свое творчество семилетний лагерный срок, — сильный и самобытный поэт, наследующий лучшим традициям российской поэзии. Однако большинство ее стихов до настоящего времени было рассеяно по страницам эмигрантской периодики и не собрано с должной полнотой под одной обложкой…Сборник «Вне лимита» — наиболее объемное на сей день собрание избранных произведений поэта, вобравшее и ее лирику, написанную до ареста и в заключении.Сборник снабжен подробным биографическим комментарием.Составитель и автор послесловия Ю. М. Кублановский.Посев1986.