Стихотворения. Проза - [24]

.

О великий Аллах!

Ты, с высот высоты,

Видишь горе и страх

В красоте красоты!

Где лазурный шатер

Гложут звезд пламена —

Там твой вечный дозор,

Страж на все времена —

В окруженье комет, из сияния в синь

До скончания лет

Низведенных рабынь,

Осужденных нести

Меж недвижных огней

В нарастании скорости

Факел скорби своей^{102}. —

Вечность — только в предчувствии

Нам дарованный срок —

Твоего соприсутствия

Неизменный залог^{103}.

В том и радость, Незейя,

В том великая весть:

Ибо, в вечности рея,

Вечность — ведаешь — есть!

Так ты судишь, Аллах.

И звезда одиноко

В путь пустилась в мирах

К свету божьего ока.

Разум был вознесен!

Он один, величавый,

И державу и трон

Делит с богом по праву^{104}.

Ввысь, мой разум, взлети!

Стань, фантазия, птицей!

Мысли божьи прочти —

И воздастся сторицей!

Петь кончила — и очи опустила,

И лилии к ланитам приложила,

Смущенная прихлынувшим огнем. —

Дрожали звезды перед Божеством.

Она ждала (робела, трепетала)

Речения, которое звучало

Сначала как молчание и свет, —

«Музыкой сфер» зовет его поэт.

Мы — в мире слов, но мир словесный наш —

Молчания великого мираж,

Лишь теням звуков или крыльям теней

Мы внемлем в мире подлинных видений.

Но ах! порой молчание прервет

Глас Господа, струящийся с высот, —

И красный вихрь охватит небосвод:

«Невидимо летит в потоках света

Под скудным солнцем скудная планета,

Божественный презревшая закон, —

За что сей мир в пучину погружен

Отчаянья, мучения, позора,

Изведал ужас пламени и мора,

Под скудным солнцем (так мой гнев велик)

Дано изведать людям смертный миг.

Но, властная и вечная, не надо

Пренебрегать и жителями ада;

С алмазных и хрустальных эмпирей

Ты с сестрами сойди в юдоль скорбей^{105},

Даруйте людям свет иного края,

Как светлячки Сицилии^{106} сияя.

Божественные тайны разгласи!

Смиренье неземное принеси!

Свет истины моей! И стань пределом

Всем смелым и опорой — оробелым».

Душа очнулась в златотканый час.

(Как на земле! — Одна луна зажглась.

Мы, люди, однолюбы, одноверцы:

Единственная страсть сжимает сердце.)

И, как луна скользит из облаков,

Восстала с ложа замерших цветов

И обозрела сонный мир Незейя:

То не Земля была, а Теразея^{107}.

Часть вторая

Гора над миром в пламени заката —

Такую лишь пастух узрел когда-то,

Очнувшись от нечаянного сна,

И прошептал (слепила вышина):

«Спасите, небеса, меня и стадо!» —

Плыла луны квадратная громада

Над той горой, бросая дикий блеск

На пик ее, а волн эфира плеск

Еще златился в ясный полдень ночи

При свете солнц, терявших полномочья.

На той горе в причудливом сиянье

Ряды виднелись мраморных колонн,

Меж них располагались изваянья,

И весь невозмутимый пантеон

Был в искрометных водах отражен.

Колоннами поддержанный помост

Сковали духи из падучих звезд,

Погибших, как злодей на эшафоте,

В рассеянном серебряном полете.

Сам храм — магнит лучей его держал —

Короной на помосте возлежал

И созерцал окна алмазным оком

Все, что творилось в космосе высоком.

Когда, казалось, блеск ослабевал,

Пылал огнем расплавленный металл

Метеоритов, но порою все же

Тревожный дух из сумеречной дрожи

Трепещущим крылом туманил свет…

Здесь целый мир: прекрасен он — и сед.

Здесь Красоты волшебная могила,

Здесь опочила вся земная сила,

Вся слава, вся надежда наша — лишь

Бездушный мрамор, мраком черных ниш

Одетый и навечно погребенный.

Руины и пожарища вселенной!

Обломки Персеполя^{108}, приговор

Гордыне вашей, Бальбек^{109} и Тадмор^{110},

Величие, расцветшее в Гоморре. —

Исхода нет… О волны в Мертвом море!^{111}

Ночь летняя — час пиршества речей.

Эйракский^{112} звездочет и книгочей

Умел, внимая звездные порядки,

Расслышать их законы и загадки, —

Но чутче тем реченьям внемлет Тот,

Кто ниоткуда ничего не ждет,

И видит, наши вечности листая,

Как тьма нисходит — громкая, густая…^{113}

Но что это? все ближе, все слышнее,

Нежней свирели, звонких струн стройнее, —

Звук… нарастанье… грянет… нарастет…

Незейя во дворце… скрипичный взлет.

От быстрого полета расплелась

Ее коса, ланиты заалели,

И лента, что вкруг стана обвилась,

Висит свободно на воздушном теле.

Она вступила в свой заветный зал

И замерла… Но свет не замирал.

Ее власы златистые лобзая

И звезды золотые в них вонзая.

В такие ночи шепчутся цветы^{114}

Друг с дружкою, и с листьями — листы,

Ручей с ручьем — все чище, все невинней,

При звездах — в рощах, под луной — в долине.

Но все, что полудух и дух почти,

До музыки не в силах дорасти —

Цветы, крыла, ручьи… Лишь дух единый

Внимал и вторил песне соловьиной:

В очарованных чащах

Под сенью ветвей,

Охраняющей спящих

От слепящих лучей^{115}, —

Искры истины! Те, что

Ночною порой

Сквозь сонные вежды

Звезду за звездой

Влекут с небосклона,

Чаруя, к очам,

Как взоры влюбленно

Внимающей вам,

Очнитесь, в эфирном

Своем бытии,

Веленьем всемирным,

Служанки мои!

Стряхните с душистых

Распущенных кос

След лобзаний росистых

И лобзающих рос

(Ведь любовь и лобзанья

Ниспошлют небеса,

Но покой и молчанье

Предпочтут небеса).

Поведите плечами,

Взмахните крылами —

Мешает роса

Взлететь в небеса.

От любви надо лики

Отвратить наконец:

В косах — легкие блики,

В сердце — тяжкий свинец!

Лигейя^{116}! Лигейя!

Музыка! Красота!

Темной гибелью вея,

Ты светла и чиста!

О, плакать ли станешь,

Упав на утес,

Иль в небе застынешь —

Ночной альбатрос^{117}:

Он дремлет над морем,

Раскинув крыла, —