Стихотворения. Поэмы. Проза - [64]

Руку свою к целованию дал…

Точно травинка, под корень подкошен,

Чуть не свалился Зубков, где стоял.

III

Меньше, чем прежде, Петр Павлычу спится,

Хуже гораздо его аппетит;

Ночью слоняется, днем же ложится

Навзничь в кровать и часами лежит.

После обоих тяжелых решений

И напряженья всех нравственных сил,

Быстрых, совсем непривычных хождений

Точно он крылья свои опустил!

Точно он будто о что-то расшибся!

Думал — шел в двери, а вышло — стена!

В способе, значит, в дороге ошибся…

Видно, другая дорога нужна…

Ларчик жены, как червяк, его гложет!

Должен он, должен тот ларчик достать!

Ларчик железный, и сгнить он не может;

Кой-что узнает, чтоб сына искать…

Сына найдет! Будет холить родного…

Как же за сына-то мать не простить?!

Чувство любви этой ярко и ново —

Стало в сознаньи Зубкова светить!

Звучно часы над стеною стучали;

Маятник шел… словно чьи-то шаги…

С ними и он уходил… и шагали

Разных неясных видений круги…

Люди какие-то! Головы — цифры!

Мамки! У мамок ларцы на руках!

Буквы «Ф. Ф.» разбегаются в шифры…

И Поседенский на тощих ногах!

Войско монахов… Они голубые…

И, высоко, как хоругвь несена,

Блещет алмазами звезд панагия!

Но богородица — где же она?

Знать, убежала с монашеской груди!

Ты трепетала так нервно на ней!

Где ж ты, блаженная! «Я не у судей,

Я у простых, у судимых людей!..»

Идут часы, продолжают беседу

И объясненья виденьям дают!..

Мчится Зубков по какому-то следу,

Словно куда-то упорно зовут…

Вот и жена! Очи тяжко закрылись!

Сына за ручку ведет! Мальчик мой!

Как же волосики светлые сбились…

Где ты? Скажи, отзовися, родной?!

Где? Открывает покойница очи!

Взгляд так мучительно, кротко правдив,

Сколько в нем долгой тоски, долгой ночи…

Жив этот взгляд ее или не жив?

Вдруг! Треск и грохот с убийственным воем!

Все заскакало… Виденья чудят…

Полдень… Часы разрешаются боем,

Грузные гири, спускаясь, шипят!

Буря проходит, и тишь наступает…

Песенка чья-то советы дает,

Песенка эта так мило болтает,

Очень разумна и вовсе не лжет:

Тики-так, тики-так!

Ох, чиновник, ты чудак!

Не лежи, брат, не ленись,

Будь бодрее, окрылись!

Не дают — так сам бери!

Но до света, до зари,

Чтоб заря та, заблестя,

Ларчик твой озолотя,

Раньше срока не пришла,

Людям выдать не могла!

Надо страх свой превозмочь,

Надо выйти рано в ночь…

Мягкой, рыхлою землей

Чуть засыпан ларчик твой…

Под травой почти видна,

Спит виновная жена;

Легкий мох ее покрыл!

Он с соседних к ней могил

Надвигался пеленой…

Приходи туда и рой…

Тики-так, тики-так!

Ох, совсем не страшен мрак!

Днем гвоздики там цветут,

Резво бабочки снуют

И роняют с высоты

Блестки крыльев на кресты!

Это все и ночью там

У крестов и по крестам…

Ночь, кому она нужна,

Не страшна, нет, не страшна…

Ты могилку смело рой,

Ты достанешь ларчик твой…

Может статься, выйдет то,

Что вина ее — ничто,

Что жена была верна,

Тут ошибка — не вина;

Надо, надо уяснить,

А без этого — не жить!

«Верь! Тут что-нибудь не так…

Тики-так, тики-так!»

IV

Значит, могилу разрыть? Преступленье?

Но, если так уж судьбой решено,

Надо, чтоб толк был в работе, терпенье,

Надо как следует сделать, умно.

Ты до лопаты и в жизнь не касался,

Разве что в детстве по лужам копал,

В воду кораблик бумажный пускался,

Сам ты, нагнувшись, его поддувал.

Начал Петр Павлыч к могиле являться!

Горе-задача ему задалась…

Там, на Смоленском, где плотно толпятся

Тьмы мелких крестиков, будто роясь;

Где в мягкой почве к земле наклонились,

Будто бы клюя с могилок зерно!

Где, что ни день, слезы на землю лились,

Вечную память поют так давно;

Где столько лет неплатящих спускали

В землю; где очень немного имен

Похороненных на доски вписали;

Где, по соседству, отдел отведен

Самоубийцам, а подле зарыты

В поле преступники, что казнены

И, по приказу, как следует скрыты, —

Там почивали останки жены.

Подле канавки с водой красноватой,

С ярью железистой, с слизью по дну,

Пара березок с листвой кудреватой

Лезла, как только могла, в вышину,

Чтобы из этой юдоли тяжелой

Старого кладбища выбраться вон!

Грустный характер судьбы невеселой

Нами на кладбищах запечатлен!

И уж в каких суетах небывалых

Кладбища эти в движенье придут,

В час пробужденья, когда залежалых,

В час воскресенья, вставать позовут?!

Ходит Петр Павлович и изучает:

Как глубоко опускают гробы?

Многих едва на аршин покрывают;

Часто соседних могилок горбы

К вырытым ямам подходят краями!

Значит: копнуть ему раз или два —

Тут и откроется гроб под ногами,

Травкой и мохом прикрытый едва.

Ну а жена подле самой канавки!

Если в канавке начать, да от дна?

Тотчас наткнешься — не надо и справки,

Тут и окажется — будет жена.

Всех их кладут головами к востоку;

Значит, тут ноги! А ларчик в ногах!

Здесь надо рыть мне, у дерева, сбоку!

Может, под деревом, в самых корнях?

Но ведь не рыться же просто руками!

Если с лопатой прийти! — не идет, —

Встретишься, сцепишься со сторожами,

Спросят: зачем? Любопытный народ.

Ну, да лопат тут имеется много…

Знаю места, где их кучей кладут!

Только чтоб вдруг не случилась тревога,

Если одной из лопат не найдут!

Вот что я сделаю, вот как устрою:

Я, коль удастся, одну приберу,

Подле могилы в канавке зарою…

Станут искать на заре, поутру,

Через неделю о ней позабудут,

Скажут: пропала, не ведают как!

Наговорившись — другую добудут…

Да, несомненно, и быть тому так.

Сказано — сделано! Скрыта лопата.