Стихотворения. Поэмы. Драма - [64]

А брюки скорчились, и он

Не мог разжать колен.

Охвачен страхом и тоской,

Старик притих, и вот

На лысом темени рукой

Отер холодный пот,

А шляпа вспрыгнула туда

И завозилась там,

И присосались провода

К ее крутым полям.

Тогда рубашка в провода

Впустила острый ток…

Серея, в Темзе шла вода,

Позеленел восток,

И лорд, почти сойдя с ума,

Рукой глаза протер…

Над Лондоном клубилась тьма:

Там бастовал шахтер.

1928

Баллада о Христофоре Христе и об ангорской кошке

"В Нью-Йорке на улице умер от голода

тезка библейского Христа — безработный плотник

по имени Христофор Христос. Одновременно там

же скончался от ожирения любимый ангорский кот

миллиардера Мод-Айду".

Из газет

Библейский Христос

На Голгофу нес

Простой деревянный крест.

Обходит Нью-Йорк Христофор Христос.

На трест громоздится трест,

В витринах сверкает "просперети",

Жара,

В ресторанах жрут…

Кого просить?

У кого найти

Право на жизнь, на труд?

Без Тайной вечери,

Как древле Тот,

Окончив Великий пост, —

Голодный, у стока для нечистот —

Вторично умер Христос.

Не живописал его смертных мук

Досужий евангелист,

Но внес полицейский инспектор Кук

Его в регистрационный лист.

Чрезмерно вкусив от земных щедрот,

Хозяину на беду,

Тогда же скончался любимый кот

Миллиардера Мод-Аиду.

Но ангел трубой пробуждает тень

Для ада или небес:

Согласно писанию

В третий день

Бедняк Христофор воскрес.

И ночью, покинув сырой погост,

До самых высоких звезд

С котомкой пошел через Млечный мост!

Мертвец Христофор Христос.

Мохнатою лапкой усатый рот

Моющий на ходу, —

За ним увязался ангорский кот

Миллиардера Мод-Аиду.

Созвездие Пса чуть не сбилось с ног,

Облаивая бродяг,

Боднуть собирался их Козерог,

Хотел ущипнуть их Рак.

Медведица через шесть небес

Раскинулась кверху дном,

За ними, шипя, Скорпион полез,

Но поотстал на седьмом:

Ведь пятки легки,

Если пуст живот.

Ушли человек и кот.

У адских ворот

Их дьявол ждет,

У райских ворот —

Петр.

И стукнул в серебряные врата

Последний из божьих слуг:

— Впустите меня!

Я — тезка Христа

И плотник по ремеслу:

Не нужен ли вам в раю ремонт?

Со мною набор долот…

Но грубо из будочки у ворот

Ответил привратник Петр:

— Не затем я хожу выше звезд и туч,

Там, откуда земля —

Как мяч,

Не затем я ношу золоченый ключ,

Чтоб пускать сюда всяких кляч!

У нас не в ходу

Ни перо, ни тушь,

Ни пила, ни гвоздь, ни топор:

У нас легион бестелесных душ

Вечно слушают райский хор.

Огрубела рука твоя от мотыг

И от прочих грязных вещей,

Ты мне будешь шокировать

Всех святых.

Ты блаженным

Напустишь вшей.

Коль пущу я тебя в неземную синь

Без прописки и вида жить.

Дьявол пустит слушок,

Что побочный сын

Отыскался у Госпожи.

В этот миг

Умывающий лапкой рот

Кот сказал.

— Дай-ка я пройду!

Я ангорский кот,

Я любимый кот,

Миллиардера Мод-Айду! —

И ключарь пригласил его нараспев:

— Райский дом для тебя готов!

Для моих целомудренных

Вдов и дев

Не хватает

В раю

Котов.

А бедняк Христофор пропустил кота

И с котомкой побрёл назад —

Постучаться в чугунные ворота,

Ограждавшие дымный ад.

Дьявол выпил железный стакан огня,

По усам его потекло.

— Если ищешь работу, —

Спроси меня:

У меня в чести ремесло!

Ты мне в озере серном построишь гать,

Подкуешь мои башмаки,

Ты мне будешь дыбы и колы строгать

И железные гнуть крюки…

Тезки заперлись

Каждый в своем краю,

И они не живут в ладу:

Иисус Христос

Обитает в раю,

Христофор Христос —

В аду.

1936

Дорош Молибога

Своротя в лесок немного

С тракта в Город Хмельник,

Упирается дорога

В запущенный пчельник.

У плетня прохожих сторож

Окликает строго.

Нелюдим безногий Дорош,

Старый Молибога.

В курене его лежанку

Подпирают колья.

На стене висит берданка,

Заряжена солью.

Зелены его медали

И мундир заштопан,

Очи старые видали

Бранный Севастополь.

Только лучше не касаться

Им виданных видов,

Ушел писаным красавцем,

Пришел инвалидом.

Скрипит его деревяшка,

Свистят ему дети.

Ой, как важко, ой, как тяжко

Прожить век на свете!

Сорок лет он ставит ульи,

Вшей в рубахе ищет.

А носатая зозуля

На яворе свищет.

Жена его лежит мертвой,

Сыны бородаты, —

Свищет семьдесят четвертый,

Девяносто пятый.

Лишь от дочери Глафиры

С ним остался внучек.

Дорош хлопчика цифири,

Писанию учит.

Раз в году уходит старый

На село — в сочельник.

Покушает кутьи, взвара —

И опять на пчельник.

Да еще на пасху к храму

В деревню, где вырос,

Прибредет и станет прямо

С певчими на клирос,

Слепцу кинет медяк в чашку,

Что самому дали.

Скрипит его деревяшка,

На груди — медали.

Что с людьми стряслось в столице:

Не поймет он дел их.

Только стал народ делиться

На красных и белых.

Да от тех словес ученых,

От мирской гордыни,

Станут ли медвяней пчелы,

Сахарнее дыни?

Никакого от них прока.

Ни сыро, ни сухо…

Сие — речено в пророках —

Томление духа.

Жарок был дождем умытый

Тот солнечный ранок.

Пахло медом духовитым

От черемух пьяных.

У Дороша ж, хоть и жарко,

Ломит поясницу,

Прикорнул он на лежанку,

Быль сивому снится.

Сон голову к доскам клонит,

Как дыню-качанку…

Несут вороные кони

На пчельник тачанку.

В ней сидят, хмельны без меры,

Шумны без причины,

Удалые офицеры,

Пышные мужчины.

У седых смушковых шапок

Бархатные тульи.

Сапогами они набок

Покидали ульи,

Стали, лаючись погано,

Лакомиться медом,

Стали сдуру из наганов

Стрелять по колодам,

По белочке-баловнице,

Взлетевшей на тополь.

Дорошу ж с пальбы той снится

Бранный Севастополь.

Закоперщик и заводчик

Всех делов греховных, —