Стихотворения. Поэмы. Драма - [17]

Округлость божественных ляжек,

Взгромоздившись к бессмертной

На тесный ее пьедестал.

И в большую тетрадь

Вдохновенный его карандашик

Те заносит восторги,

Которые он испытал.

"Молодой человек! —

Поучительно,

С желчным присвистом,

Проповедует он, —

Верьте мне,

Я гожусь вам в отцы:

Оскудело искусство!

Покуда оно было чистым,

Нас божественной радостью

Щедро дарили творцы".

"Уходи, паралитик!

Что знаешь ты,

Нищий и серый?

Может быть, для Мадонны

Натурой служила швея.

Поищи твое небо

В склерозных распятьях Дюрера,

В недоносках Джиотто,

В гнилых откровеньях Гойя".

Дорогая, не верь!

Если б эти кастраты, стеная,

Создавали ее,

Красота бы давно умерла.

Красоту создает

Трижды плотская,

Трижды земная

Пепелящая страсть,

Раскаленное зренье орла.

Посмотри:

Все богини,

Которые, больше не споря,

Населяют Олимп,

Очутившийся на Моховой,

Родились в городках

У лазурного теплого моря,

И — спроси их —

Любая

Была в свое время живой.

Хлопотали они

Над кругами овечьего сыра,

Пряли тонкую шерсть,

Пели песни,

Стелили постель…

Это жен и любовниц

В сварливых властительниц мира

Превращает Скопас,

Переделывает Пракситель.

Красота не угасла!

Гляди, как спокойно и прямо

Выступал гладиатор,

Как диск заносил Дискобол.

Я встречал эти мускулы

На стадионе "Динамо",

Я в тебе, мое чудо,

Мою Афродиту нашел.

Оттого на тебя

(Ты уже покосилась сердито)

Неотвязно гляжу,

Неотступно хожу по следам.

Я тебя, моя радость,

Живая моя Афродита, —

Да простят меня боги! —

За их красоту не отдам.

Ты глядишь на них, милая,

Трогаешь их, дорогая,

Я хожу тебе вслед

И причудливой тешусь игрой:

Ты, я думаю молча,

На цоколе стройном, нагая,

Рядом с пеннорожденной

Казалась бы младшей сестрой,

Так румянец твой жарок,

Так губы свежи твои нынче,

Лебединая шея

Так снежно бела и стройна,

Что когда бы в Милане

Тебя он увидел бы — Винчи, —

Ты второй Джиокондой

Сияла бы нам с полотна!

Между тем ты не слепок,

Ты — сверстница мне,

Ты — живая.

Ходишь в стоптанных туфлях.

Я родинку видел твою.

Что ж, сердись или нет,

А тебя, проводив до трамвая,

Я беру тебя в песню,

Мечту из тебя создаю.

Темнокудрый юнец

По расплывчатым контурам линий

Всю тебя воссоздаст

И вздохнет о тебе горячо.

Он полюбит твой профиль,

И взор твой студеный и синий,

И сквозь легкую ткань

Золотое в загаре плечо.

Вечен ток вдохновенья!

И так, не смолкая, гудит он

Острым творческим пламенем

Тысячелетья, кажись.

Так из солнечной пены

Встает и встает Афродита,

Пены вольного моря,

Которому прозвище —

Жизнь.

1931

КИТАЙСКАЯ ЛЮБОВЬ

Полезно заметить,

Что с Фый Сянь ку

Маруська сошлась, катаясь.

Маруська пошла

На Москва-реку,

И к ней подошел китаец.

Китаец был желт

И черноволос,

Сказал ей, что служит в тресте.

Хоть он и скуласт

И чуточку кос,

А сели кататься вместе.

Он выпалил сотню

Любовных слов,

Она ему отвечала.

Итак, китайская эта любовь

Имеет свое начало.

Китаец влюбился,

Как я, как все…

В Таганке жила Маруська.

Китаец пришел к ней.

Ее сосед

На нехристя пса науськал.

Просвирни судачили из угла:

"Гляди-ка! С кем она знается!"

И Марья Ивановна предрекла:

"Эй, девка!

Родишь китайца!"

"В какую ж он масть

Пойдет, сирота?" —

Гадали кумушки заново.

"Полоска бела, полоска желта", —

Решила Марья Ивановна.

Она ошибалась.

Дитя родилось —

Гладкое, без полосок.

Ребенок был желт

И слегка раскос,

Но — определенно — курносый!

Две мощные крови

В себе смешав,

Лежал,

Кулачки меж пеленок пряча,

Сначала поплакал,

Потом, не спеша,

И улыбаться начал.

Потом,

Расширяя свои берега,

Уверенно, прочно, прямо

Пошел на коротких

Кривых ногах

И внятно промолвил: "Мама".

Двух рас

В себе сочетающий кровь,

Не выродился,

Не вымер,

Но жил, но рос,

Крутолоб и здоров,

И звали его —

Владимир!

А мать и отец?

Растили сынка

И жили да поживали

И, как утверждают наверняка,

Китайца не линчевали.

<1931>

КУКЛА (Как темно в этом доме!)

Как темно в этом доме!

Тут царствует грузчик багровый,

Под нетрезвую руку

Тебя колотивший не раз…

На окне моем — кукла.

От этой красотки безбровой

Как тебе оторвать

Васильки загоревшихся глаз?

Что ж!

Прильни к моим стеклам

И красные пальчики высунь…

Пес мой куклу изгрыз,

На подстилке ее теребя.

Кукле — много недель!

Кукла стала курносой и лысой.

Но не все ли равно?

Как она взволновала тебя!

Лишь однажды я видел:

Блистали в такой же заботе

Эти синие очи,

Когда у соседских ворот

Говорил с тобой мальчик,

Что в каменном доме напротив

Красный галстучек носит,

Задорные песни поет.

Как темно в этом доме!

Ворвись в эту нору сырую

Ты, о время мое!

Размечи этот нищий уют!

Тут дерутся мужчины,

Тут женщины тряпки воруют,

Сквернословят, судачат,

Юродствуют, плачут и пьют.

Дорогая моя!

Что же будет с тобой?

Неужели

И тебе между них

Суждена эта горькая часть?

Неужели и ты

В этой доле, что смерти тяжеле,

В девять — пить,

В десять — врать

И в двенадцать —

Научишься красть?

Неужели и ты

Погрузишься в попойку и в драку,

По намекам поймешь,

Что любовь твоя —

Ходкий товар,

Углем вычернишь брови,

Нацепишь на шею — собаку,

Красный зонтик возьмешь

И пойдешь на Покровский бульвар?

Нет, моя дорогая!

Прекрасная нежность во взорах

Той великой страны,

Что качала твою колыбель!

След труда и борьбы —

На руке ее известь и порох,

И под этой рукой

Этой доли —

Бояться тебе ль?

Для того ли, скажи,

Чтобы в ужасе,

С черствою коркой

Ты бежала в чулан

Под хмельную отцовскую дичь, —

Надрывался Дзержинский,

Выкашливал легкие Горький,