Стихотворения - [6]

Проходит прямо, не сгибаясь,

И палкой по камням стучит.

И смотрит каждый, улыбаясь,

И всякий с ним заговорит.

Смеются смуглые девчата:

«Ведь ты наш дедушка мороз»,

А проходящие солдаты

Отдали честь совсем всерьёз.

Летя в небесной колеснице

И подымая ветерок:

«Что старче, ломит в пояснице?» —

«Перед грозой, Илья Пророк».

* * *

В перетопленных залах больницы

Сумасшедшие люди кричат.

Но я вижу окраины Ниццы

И луга, где коровы мычат.

Вот приходит высокий и строгий

Над людьми властелин — психиатр.

Он им стукает палочкой ноги,

Начиная привычный театр.

Подошедши к моей вероломной кровати,

Долго имя читает, поднявши очки:

«Это русский? Скажите, с какой же он стати

Здесь лежит?» — говорит, расширяя зрачки.

И потом прибавляет, высокий и строгий,

Улыбаясь концом папиросы своей:

«Если русский, — наверное, думает много,

Вероятно, о спутниках. Слушайте, эй!»

Но я вижу поэта в приветливой Каньи:

С книгой ходит, и белые чайки летят…

«Эти русские, просто одно наказанье»,—

Говорит психиатр, а больные кричат.

* * *

На палубе работают матросы,

Над морем пролетают альбатросы.

У печки погибают кочегары,

В прохладе нежатся ленивые гагары

Как пароходу минуть мины,

Вокруг которых плещутся дельфины.

Сам капитан в бинокль глядит

И видит в море рыбу-кит.

Киту привольно и отрадно,

А капитану так досадно:

Что море дремлет, солнце блещет,

Но в лихорадке флаг трепещет.

* * *

Сидят надменные вельможи

На тронах. Их пятнадцать тут.

Один сказал: «Великий Боже,

Ведь нам, пожалуй что, капут».

Другой взглянул на статуэтку,

Из кости жёлтого слона,

Поставил в книжечке отметку

И возразил: «ещё весна».

А третий молвил: «Миловзоры!»

Четвертый, пятый и шестой

Чертили пальцами узоры

На слое пыли вековой.

Седьмой, восьмой и два девятых

(Они ведь были близнецы)

Жевали пряники из мяты

И все молчали мудрецы.

Одиннадцатый и другие

Вдруг крикнули: «Банзай, банзай!»

И за слова свои благие

Живыми были взяты в Рай.

* * *

Сгибаясь, смуглые девицы

Несут корзины спелых ягод.

Из этих ягод вареницы

На всю деревню хватит на год.

Уселись девушки на травке,

Кто ножку трёт, кто шьёт платок,

А кто пришпилил на булавке

К прическе розовый цветок.

Опять старуха на пороге:

«Эй, девки, живо за водой».

И снова тянется дорога,

Ведущая на водопой.

Сгибаясь, смуглые девицы

Несут с водою кувшины.

И пением свободной птицы

Все вздохи их заглушены.

Они садятся не на травке,

Теперь уж поздний вечерок.

Ложатся в темноте на лавки,

Им светит сорванный цветок.

* * *

Меня не любят соловьи

И жаворонки тоже.

Я не по правилам пою

И не одно и то же.

В лесу кукушка на вопрос

Охотно отвечает,

И без ошибки смертный час

По просьбе отмечает.

Но если сто семнадцать раз

Вам пропоёт кукушка,

Не отвечайте ей тотчас:

Какая же ты душка!

Наверно, врёт кукушка.

* * *

Я болен страшною болезнью:

Но не проказой, не чумой —

Еще страшнейшею болезнью —

Пошел я по миру с сумой.

Встречать знакомых мне не стыдно —

«Ах, здравствуйте! Я очень рад.

На бал собрались? это видно.

Но что за странный маскарад?»

А я протягиваю руку

И мне, смеясь, дают пятак.

Я спешно пожимаю руку

И ухожу на свой чердак.

По щелям шепчут тараканы:

«Ну что, повесится ли он?»

Заглядывают мне [в карманы]

И видят — денег миллион.

На эти деньги покупаю

Вина, селёдки, папирос.

И в полутьме своей читаю

Безумный гоголевский «Нос».

* * *

Перед грозой родное дно

Покинули большие крысы.

Теперь уже давным-давно

Все эмигранты стали лысы.

Всё ждут: когда-нибудь потонет

Сверхокеанский пароход,

Он так в порывах ветра стонет,

Так страшно замедляет ход.

На пристани ликуют шумно,

И начинаешь думать сам,

Что поступили те разумно,

Кто верил только небесам.

Но множатся кресты Женевьевы,

И лысины, среди могил,

Заупокойные напевы

Бормочут из последних сил.

* * *

Посв. К. Д. Померанцеву

Я умираю бессловесно,

Как умирает скот.

Теперь давным-давно известно:

Так умирал народ.

На сердце каждого солдата

Приколот Богом алый бант,

Но почитается за брата

Солдатом русский эмигрант.

В раю с войною будет тесно —

Апостол шепчет у ворот —

Но этот умер бессловесно,

Как умирал народ!

* * *

<фрагмент>

Медведи стали огурцами

(Я с детства к точности привык)

И повторяю — огурцами.

Многообразен наш язык.

А сколько их в солёной бочке!

В ней русский дух, в ней есть укроп.

Здесь точность требовала б точки,

Но — огурцы, на них укроп…

Неточность вся в последней строчке:

Не снят ещё стеклянный гроб.

* * *

Вот она, ушедшая деревня.

И над ней усталая луна.

Тощие, безрукие деревья,

Мимо них дорога как струна.

Так ушла безвременно природа!

У шлагбаума туман уснул,

Точно с перекисью водорода

Город паклю в горло ткнул.