Стихотворения, не вошедшие в сборники - [28]

Должно быть, я напрасно говорю,

Что мысли всякие читать умею».

— «Я так хотел бы вам их рассказать,

Мой милый спутник, только не посмею,

Уж слишком спутаны они, неясны…

О чуде, о забвении… Прекрасным

Мне кажется забвенье иногда…»

— «А я,— сказала Тень,— его не знаю,

Да не знавал и раньше никогда.

Но не жалел, что память сохраняю,

Из прошлого крупинки не теряю…

А чудо,— иль не большее,— в прощеньи ?..

(Ах, Данте, вы,— ведь вы мое забвенье,

Мгновенное от боли отвлеченье…

Но это в сторону я говорю,

И даже вам уже не повторю.)

Оставим это. Поскорей вперед,

Ведь нас нелегкая задача ждет».

И шли они, почти бежали, скоро.

Но в почве точно не было упора,

Так горяча, мягка была она.

«Под нами здесь пустая глубина,

Девятый Круг. Он на короткий срок.

Я был и там. Но там такая марка,

Что я и Тень — а выдержать не мог.

Едва войду — тотчас же за порог.

И для меня, для Тени, слишком жарко.

Оттуда их, по окончаньи срока,

В тот мглистый, черный океан бросают.

Они, конечно, тотчас замерзают».

— «О, как жестоко!— Дант промолвил с дрожью.—

Но что это? Идем по бездорожью?»

— «Да, нет дороги. Путь не обозначен.

Был план когда-то, ныне он утрачен,

Иль отменен. А вы за мной идите,

По сторонам не очень-то глядите,

Я вижу знаки, где он сделан начерн.

А о жестокости — о ней молчите!

0 ней, о здешней, вам ли спорить с нами?

Девятый Круг, и океан,— всё сами

Жильцы понатворили для себя.

И все-таки, и все-таки, любя,

Им послана надежда на прощенье.

А там, у вас…

               Не путайтесь в коренья,

Ведь этак даже и упасть легко.

Здесь травы цепки. Уж недалеко».

— «А отчего, скажите, пахнет медом?—

Дант неожиданно остановился:

— Тут пустота, каким же это родом?..

Почувствовав, я сразу удивился…»

— «А для меня здесь в воздухе сирень,—

Сказала, живо обернувшись, Тень.—

Вы любите его, должно быть,— мед?»

— «О да, и запах лип в цвету…» — «Hy вот.

Поэтому и дан вам запах меда.

У этих мест известная природа,

И это знак, что мы почти у рая.

Я не был в нем, но говорят, я знаю,

Что все там слышат, что кому дороже,

И видят это, и имеют тоже».

— «Какая странность!— путаясь в траве,

Заметил Данте. — Но и как прелестно!

Нельзя придумать более чудесно!

Ну как не закружиться голове?

Не знал подобных райских я примет:

Желанью сердца каждого — ответ!

Как мне хотелось бы туда пробраться,

Но чтоб уж навсегда там и остаться!»

— «Вы можете, но только надо прежде

Вам на земле так жить и так хотеть

Лишь этого, чтоб вы могли, в надежде,

Светло и непорочно умереть.

Но бросим наши рассужденья. Вот

Я вижу арку белую ворот.

Ворота широки — но узок вход».

Дант, в восхищеньи, громко закричал:

«А розы чайные! На мед похожи!

Ворота белые я вижу тоже».

— «А старика?— спросила Тень. — Он спал?»

— «Как будто — да. Но вот, теперь проснулся

И, кажется, на нас он оглянулся».

Они, уж не спеша, пришли к воротам.

Старик поднялся грузно с камня: «Кто там?

А, эту мы уже видали штучку!

Два раза дал тебе я нахлобучку.

Скажи, ты Пустельга?» На это Тень

Лишь головой кивнула. «Знай, ноги

Не будет за Вратами Пустельги!

А это кто?— Он указал на Данта.—

Я этого еще не видел франта».

Дант, посмотрев, проговорил серьезно:

«Подумай, надо ль говорить так грозно?

Мы вместе, да… Я Дант Алигиери,

Я правнук Данта, что у вас уж был,—

Наверно, этого ты не забыл,—

А то так на слово прошу мне верить.

Он был, ушел, теперь у вас опять,

Его хочу я очень повидать.

Пусти меня и спутника вдвоем,

Мы иначе, как вместе, не войдем.

Я в первый раз пришел, она — уж в третий,

Ее уж видели вот эти дети,

Которые глядят из-за кустов,

Что вместо роз цветут теперь сиренью…

Ужели ты ее отгонишь вновь?

Не пустельга. Узнал ее я тенью,

Но имя подлинное ей — Любовь.

Открой же нам скорей, Довольно слов».

Старик лишь головою замотал

И ключ тяжелый крепче в пальцах сжал.

«Уж тут ли он?— шепнула Тень в смущеньи.—

И ваше, может быть, предположенье…

Я так боюсь! Но верить все ж хочу,

Что здесь он… Тот, которого ищу…»

Вдруг из кустов сиреневых раздался —

Из тех кустов, что ограждали рай,—

Неистовый, но очень тонкий лай.

Он визгом радостным сопровождался,

Царапаньем, и даже подвываньем.

И был он полн великим ожиданьем.

Тень вскрикнула: «Да это ведь она!

Собачка-Булька, милая моя!

Теперь мне ясно: здесь он, знаю я!

Она бы не осталась тут одна.

Она любила нас — осталась с ним,

Раз нет меня — так хоть из двух с одним.

Теперь почуяла меня, зовет…»

Старик вскочил, и мечет он и рвет:

«Да что это? Да что это такое?

Собака — здесь! Вот наважденье злое!

Откуда пес? Откуда, от кого?»—

И вдруг замолк он сразу. Отчего?

Как будто не случилось ничего,

Лишь ветер нежно шевелил кустом.

Но ветер говорить со стариком

Умел ему понятным языком.

И на слова: «Откуда этот пес?»

Прошелестел: «Его привел Христос».

«Так что ж, старик, откроешь или нет?—

Сказал Алигиери, уж суровей:

Огонь в глазах и сдвинутые брови. —

Искатьли намздесь налюбовь ответ?

Иль в этом месте не дают ответа?

Тогда скажу я, правды не скрывая,

Что нет и не было еще здесь рая.

Смотри, старик, ты не хранишь завета —

Его ты слышал сам из уст святых:

Для любящих — иль ты забыл про это?—