Стихотворения - [2]

Тепло от налитого силой мужского плеча.

И если на этом плече я выплачусь до рассвета,

То, может, поверю: песня ещё не спета.

Может, поверю: жизнь можно снова начать.–

А третья сказала: – К чему так долго судачить?

Собака зализывать раны в овраг залезает глухой.

А я уже так устала, что не смеюсь и не плачу.

А я уже так устала, что кажется мне по-собачьи,

Что счастье – это овраг, заросший густой травой.

Овраг, где хотя бы минуту можно побыть одной.

Рябина

Зарницы играют, как птицы

Огненный в небе полёт.

В такие ночи в столице

Рябина роскошно цветёт.

От страха в оцепененье

Товарищи и родня.

Но дерево в белом цветенье

Ждёт у окошка меня.

Неизвестному солдату

Застрелился молодой конвойный.

Пулевая рана на виске.

Будет ли лежать ему спокойно

В нашем мёрзлом лагерном песке?

Что ночами думал он, терзаясь,

Почему не мог он службу несть,

Нам не скажут. Но теперь мы знаем

И среди конвойных люди есть.

Ночные шорохи

О них говорят грубо,

Им приговор один,

Тем, кто целует в губы

Подруг, как целуют мужчин.

И мне – не вырвать же уши! –

Глухому завидуя пню,

И мне приходится слушать

В бараке их воркотню.

Знать, так уже плоть доконала,

Так душу загрызла тоска,

Что, чья бы рука ни ласкала,

Лишь бы ласкала рука.

Им тыкали в грудь лопаткой[1],

Считая пятёрки в строю,

Они волокли по этапам

Проклятую юность свою.

И ты, не бывший в их шкуре,

Заткнись, замолчи, застынь,

Оставлена гордость в БУРе[2],

Утерян на обыске стыд.

Лёгко быть чистым и добрым,

Пока не попал на дно.

Тем, что у них всё отобрано,

Тем всё и разрешено.

Да, лагерный срок не вечен.

Но где им найдётся дом?

И вряд ли птенец искалеченный

Способен построить гнездо.

Ночами, слушая шорох

(В бараке полутемно),

Я плачу о детях, которым

Родиться не суждено.

Сосна

Когда я, думая о своей судьбе,

Когда я, думая о любви к тебе,

К тому, кто мне написать боится,

Я вспоминаю сосну – по дороге на озеро Рица.

Автобус медленно поднимался в горы.

Болтали, смеялись, шутили, острили.

Мне скучно, когда о любви начинают споры

Люди, которые, кроме себя, никого никогда не

любили.

Я глядела по сторонам, боясь, что от скуки

засну,

И вдруг неожиданно в горной теснине,

Где солнца луч не бывал и в помине,

Где свет всегда по-вечернему синий,

Я увидела эту сосну.

Она показалась мне птицей.

И правда: в ствола повороте,

В размахе по-птичьи парящих над бездной ветвей,

Так явственно было, что здесь, на обрыве, ей

Держаться, в сущности, не за что,

и дерево это в полёте.

Вот и мне уже не за что уцепиться.

Это я не затем, чтоб тебя упрекнуть.

Просто: будешь, случится, на озере Рица –

Посмотри на эту сосну.

Я люблю

Я люблю. И меня не исправите.

Хоть какой кислотой ни трави,

Но не вытравить мне из памяти

Этот терпкий привкус любви.

Ты – моё окаянное чудо.

Жжётся рана искусанных губ.

От всего отрекусь, всё забуду.

Но проститься с тобой не могу.

Я зерно, растёртое жерновами.

Всё моё, что осталось, – в тебе.

За семидесятью синевами

Не предай меня, не добей!

Слышишь: проволокой оплетённая,

Каждый шип, что ворона клюв,

Здесь при жизни захоронённая,

Я люблю тебя. Я люблю.

Чайка

О. В. Ивинской

Чтить героев требует обычай.

Площадь. Сквер. На сквере пьедестал.

Там, застывши в бронзовом величье,

Встал на вечный якорь адмирал,

Надпись прорезает мощный цоколь,

Он незыблем в памяти людей,

Но нигде – ни слова, ни намёка,

Ни упоминания о ней.

Что ж, пусть так! Они по-своему правы,

Да, она войти не может – не вольна –

В реквизит его посмертной славы,

Как вошла б законная жена.

Разве им понять, что эта близость,

Не входящая в стандарт любовь

Так ему, как дубу микориза,

Нужно было, чтобы стать собой.

Чтоб не ждать, когда тебя ударят,

А наперекор всему, «с судьбой на ты!»,

Может, не было б побед при Трафальгаре

Без её победной красоты.

Вечереет, и тумана козни

Таковы, что верить или нет –

Будто приникает к вечной бронзе

Белой дымкой женский силуэт.

Так и ты. Уходят в вечность годы.

Что петитом, что совсем на слом,

Но, как встарь, и в штиль, и в непогоду

Чайка следует за кораблём.

Эпилог

Вы знали: над тем, кто получит срок,

Как будто бы волны сомкнулись...

На этот раз вы ошиблись, пророк!

Мы живы, и мы вернулись.

Где вы, палачей усердный пёс,

Привыкших головы скашивать?

Пусть мёртвые вас позовут на допрос,

Пожизненно будут допрашивать.

Я знаю, что это время прошло –

Мании, страха, диктата...

Пусть это будет венок из слов

Погибшим невиноватым.

Гимн траве

Я люблю траву

за то, что она зелёная.

Это роста

яростный цвет.

Если горе жжёт,

как железо калёное,

Я лицом

припадаю к траве.

Там

цветов приветливые улыбки,

Там

в зелёных ущельях тмина и мяты

Гениальный кузнечик

играет на скрипке

Просто так:

он не метит в лауреаты,

Пыль летит на траву

вплоть до самого листопада,

Днём коровы, жуя,

лежат.

Но прольются в полночь

росы водопады,

И опять трава

зелена и свежа.

Приминают траву

сапоги, колёса, копыта...

Но былинки молчат,

терпеливый народ.

Я люблю траву.

Пусть помятая, пусть побитая,

Пусть в пыли,

но трава встаёт.

Бригадная

За зону ходит наша бригада,

Ее называют “бригада, что надо!”.

Мы это еще раз всем доказали

В февральское утро на лесоповале.

Конвойный наш выпил — себе же назло

И начал трепаться — его развезло.

Он, дескать, понял, что мы не враги.

Он нас отпускает: кто хочет, беги!

Не понимает сопляк, мальчишка –

За наш побег ему будет пышка.