Стихотворения - [32]

[11–14 июля 1830 г.]

БЕГСТВО [9]

Баллада

Он воюет – дни уплыли,

Год – не едет; знать, в могиле.

Панна, жалко юных лет:

Выслал свата князь-сосед.

Князь пирует неустанно,

Слезы льет в светлице панна.

Уж зеницы – не зарницы,

А Две мутные криницы;

Ясный месяц – лик девицы

Ныне будто мгла скрывает:

Панна чахнет, панна тает.

Мать в кручине и в смятенье,

Князь назначил оглашенье.

Свадьба едет с гудом, с людом.

«К алтарю не поведете,

На погост меня свезете,

А постель в гробу добуду.

Если мертв он – пусть умру я,

Мать, и ты умрешь, тоскуя!»

Ксендз в костеле восседает,

К покаянью призывает.

Входит кумушка-мегера:

«Знаться нечего с попами!

Бог и вера – бред, химера!

Мы с бедою сладим сами.

У кумы найдется в келье

Папоротник и царь-зелье[10],

У тебя ж – дары милого

Вот и все для чар готово!

Змейкой прядь его сплети,

Вместе два кольца сведи,

Кровь из ручки нацеди,

Будем змейку заклинать,

В два колечка дуть, шептать,

Он придет невесту взять».

Шабаш начат – всадник скачет.

Сам в проклятье – внял заклятью.

Ледяной открыт приют.

Панна, панна, страшно тут!

Все затихло в замке, спит он.

Глаз лишь панна не закрыла.

Дремлет стража. Полночь било.

Панна слышит стук копыта.

Будто силы не имея,

Пес завыл и смолк, немея.

Тихо скрипнули ворота,

Кто-то там, внизу, ступает,

В коридорах длинных кто-то

Дверь за дверью открывает.

Входит всадник в белом платье

И садится на кровати.

Быстро сладкий час промчался.

Ржанье вдруг, совы стенанье.

Бьют часы. «Конец свиданью,

Ржет мой конь, меня заждался;

Или – встань и вместе в путь,

И моей навеки будь!»

Месяц мглится – всадник мчится,

Густ кустарник, ветки бьют.

Панна, панна, страшно тут!

Мчится полем конь летящий,

Мчится чащей – глухо в чаще;

Только слышно из-за клена

Крик встревоженной вороны,

Да зрачками из-за елки

Лишь посверкивают волки.

«Вскачь, мой конь, во весь опор!

Месяц вниз плывет из туч,

А пока он в дебрях туч,

Одолеть нам девять гор,

Десять скал и десять вод;

Скоро петел пропоет».

«А куда мы едем?» – «К дому.

Дом мой на горе Мендога[11];

Днем доступна всем дорога,

Ночью ж – ездим по-иному».

«Есть там замок?» – «Замок скоро;

Заперт он, хоть без запора».

«Тише, милый, я слабею,

Придержи коня немножко».

«За седло держись сильнее,

Что в твоей ладони, крошка?

Не мешочек ли с канвою?»

«Мой молитвенник со мною».

«Нет! Вперед погоня рвется,

Слышишь топот? Нас настигнут.

Конь у пропасти споткнется,

Брось книжонку – перепрыгнет».

Конь, избавясь от поклажи,

Перепрыгнул десять сажен.

По болоту, между кочек,

Конь несется что есть силы,

От могилы до могилы

Пролетает огонечек,

Словно верный провожатый,

След за ним голубоватый,

А по следу – конь проклятый.

«Милый, что тут за дорога?

Не видать следа людского».

«Все дорога, раз тревога,

Бегству нет пути прямого.

Где следы? В мой замок входа

Нет для пешего народа:

Богатея – ввозят цугом,

Победнее – ноша слугам.

Вскачь, мой конь, во весь опор!

Загорелся небосклон,

Через час раздастся звон.

А пока услышим звон

Мимо речек, скал и гор

Проносись во весь свой дух:

Через час – второй петух».

«Натяни поводья лучше!

Конь пугливо скачет боком,

За скалу или за сучья

Зацеплюеъ я ненароком».

«Что там, милая, надето

Шиур, кармашки с ремешками?»

«Мой любимый, четки это,

Это ладанки с мощами».

«Шнур проклятый! Шнур, сверкая;

Пред конем моим маячит:

Он дрвжит и боком скачет.

Бровь игрушки, дорогая!»

Конь, избавясь от тревоги,

Отмахал пять миль дороги.

«Не погост ли это, милый?»

«Это замка укрепленья».

«А кресты, а те могилы?»

«Не кресты, то башен тени.

Вал минуем – и дорога

Оборвется у порога.

Стой, мой конь ретивый, стой!

До зари ты миновал

Столько рек, и гор, и скал:

Что ж дрожишь ты, резвый МОЙ

Знаю, маемся вдвоем

Ты крестцом, а я крестом».

«Опустил твой конь копыта.

Веет стужей ветер лютый.

Ледяной росой омыта,

Вся дрожу – плащом укутай!»

«Ближе! Я хочу недаром

Лбом к груди твоей склониться:

Он таким пылает жаром,

Что и камень раскалится!

Что за гвоздь тут, дорогая?»

«Это крест, что мать надела».

«Крестик тот остер, как стрелы,

Лоб он ранит, обжигая.

Выбрось гвоздик, дорогая!»

Крест упал и в прахе скрылся,

Всадник панну сжал руками,

Из очей блеснуло пламя,

Конь вдруг смехом разразился,

За стену махнул в мгновенье.

Слышен звон, петушье пенье.

Ксендз не начал службы ранней

Конь исчез и всадник с панной.

На погосте тишь царила.

В ряд стоят кресты и плиты,

Без креста одна могила,

И земля вокруг разрыта.

У могилы ксендз склонился

И за две души молился.

[1830–1831]

СНИЛАСЬ ЗИМА

В Дрездене, в 1832 г марта 23, видел я сон, темный и для меня непонятный. Проснувшись, записал его стихами. Теперь, в 1840, переписываю для памяти.

Снилась зима, и по белым сугробам

Шли вереницами, словно за гробом;

Чудилось, будто идем к Иордану,

А в вышине отозвалось нежданно:

«Господу слава! Народ, к Иордану!»

И впереди меня пара за парой

Двигались люди – и малый и старый

В белой одежде и цвета печали;

Слева шли в черном и свечи держали,

Как золотые точеные стрелы;

Пламенем долу – и пламя горело.

А шедшие в белом

Справа цветы проносили, как свечи,

Шли без огней и терялись далече;

Глянул на лица – знакомых немало,

Все как из снега – и страшно мне стало.

Кто-то отстал; в пелене погребальной

Взгляд засветился – женский, печальный.

Выбежал мальчик, догнал меня сзади

И заклинает подать Христа ради.