Стихотворения - [18]

Саркофаг из порфира и мрамора… Вот безыменный ваятель,

Родом - эллин, виновник всего торжества… Но, хоть безыменный,

Память вечную п'ередал всем веками и народам

Изваяньем Зевса - Электора… Чудную статую эту

Заказал Меценат и, в подарот Октавию-Августу, морем

Переслал ее я ваятеля с нею он в Рим из Коринфа…

На престоле из кости слоновой воссел Олимпиец, величье и копье золотое в деснице он держит, а в шуйце - перуны;

Чистый мрамор тела отеняют венцом белокудрые кудри;

У подножия бога орел опускает широкие крылья.

Окрест ложа двойного, где Август и Юлия с ним возлегают,

Льются музыки тихие волны сквозь зелень кустов и деревьев;

Олеандры алеют по купам лилей и жасминов,

И о камни гранятся в жемч'уг и в алмазы струи водометов.

Увенчала Октавию Юлия пл'ющем шафранным,

Улыбаяся, жжет ему очи кипучею лавою взоров -

И невольно склонился к ней кесарь венчанной главою на перси;

Эти чуткие перси, как в бурю две первые пенные волны…

И ревниво глядит на красавицу сквозь олеандры Овидий…

Впрочем, вряд ли бы кесарь и тысячи взоров сторожких приметил:

Смотрит он не очами - душой просветленной и зрением сердца

Он на статую смотрит и смотрит на южное звездное небо -

В забытье…

Сходят н'а землю, ближе и ближе, пресветлые боги:

И Меркурий, и Марс, и Венера, и сам громовержец Юпитер:

Вот он, вот!.. За себя посылает и утром и вечером -

Феба,

А с вечерней зари до денницы - Диану, а сам он, Юпитер,

Пополам разломил свой божественный луч и Диане и Фебу…

Отчего же так быстро стремится Юпитер к зениту?

Отчего он и больше и ярче, и сноп из лучей своих вяжет,

Словно на небе след за собой заметает метлой серебристой?

Поднялся он над самою статуей… Полно, Юпитер ли это?..

Нет: не он, а иная звезда загорелась на небе восточном,

Загорелась - и дикую, чуждую местность собой осветила.

Сельский выгон в песчаной пустыне; все стадо припало на землю,

И в испуге глядят пастухи на полночное небо, а небо

Темно-синий свой полог разверзло потоками яркого света -

И лучами, как лирными струнами, вторит торжественной песне;

Воспевают крылатые, светлые, чистые образы: "Слава

В вышних богу! "

А в ближнем селеньи, в хлеву, вынимает

Из яслей

Мать младенца… Возносил горе его… Вдруг!..

Покачнулась

И содр'огнулась статую Зевса; восстала, колеблясь, с престола,

Уронила копье и перуны и грянулась навзничь о землю -

Только брызнули всюду осколки, - и в ужасе вскрикнул сам кесарь

И - очнулся…

Виденье исчезло: все те же сады Мецената;

Та же муз'ыка, те же водометы, лампады, цветы и деревья;

Та же Юлия с той же улыбкой и пламенным взором,

И сидит нерушим на престоле Зевес-громовержец…

О боги!

Милосерды вы к набожным кесарям - даже и в грезах полночных.

(1860)

МУЗА

(Гр. Ф. Н. Толстому)

Видел однажды я музу: она, над художником юным

Нежно склонившись, венчала счастливца и миртом и лавром.

В жарком лобзаньи устами к устам молодым припадала.

Перси лилейные крепко к высокой груди прижимала…

Видел я ласки пермесской богини другому -

Видел - и прочь от счастливой четы отошел я ревниво.

Видел в другой раз я музу; в объятья маститого старца

Пала она в целомудренно-страстном порыве,

В вещие очи любимца смотрелась она ненаглядно,

Кудри седые безмолвно кропила слезами,

Руки, из праха создавшие дива искусства, лобзала…

Видел я ласки пермесской богини другому -

Видел - и пал перед ней на колена в восторге.

(1856)

ГАЛАТЕЯ

1

Белою глыбою мрамора, высей прибрежных отброском

Страстно пленился ваятель на рынке паросском;

Стал перед ней - вдохновенный, дрожа и горя…

Феб утомленный закинул свой щит златокованный за море,

И разливалась на мраморе

Вешним румянцем заря…

Видел ваятель, как чистые кр'упинки камня смягчались,

В нежное тело и в алую кровь превращались,

Как округлялися формы - волна за волной,

Как, словно воск, растопилася мрамора масса послушная

И облеклася, бездушная,

В образ жены молодой.

"Душу ей, душу живую! - воскликнул ваятель в восторге: -

Душу вложи ей, Зевес! "

Изумились на торге

Граждане - старцы, и мужи, и жены, и все,

Кто только был на аг'оре. Но, полон святым вдохновеньем,

Он обращался с молением

К чудной, незримой красе:

"Вижу тебя, богоданная, вижу и чую душою;

Жизнь и природа красны мне одною тобою…

Облик бессмертья провижу я в смертных чертах…"

И перед нею, своей вдохновенною свыше идеею,

Перел своей Галатеею, -

Пигмалион пал во прах…

2

Двести дней славили в храмах Кибеллу, небесную жницу;

Двести дней Г'елиос с неба спускал колесницу:

Много свершилось в Элладе событий и дел;

Много красавиц в Афинах мелькало и гасло - зарницею,

Но перед ней, чаровницею,

Даже луч солнца бледнел…

Белая, яркая, свет и сиянье кругом разливая,

Стала в ваяльне художника дева нагая,

Мраморный, девственный образ чистейшей красы…

Пенились юные перси волною упругой и зыбкою;

Губы смыкались улыбкою;

Кудрились пряди косы.

"Боги! - молил в исступлении страстном ваятель: -

Ужели жизнь не проснется в таком обаятельном теле?

Боги! Пошлите неслыханной страсти конец…

Нет!.. Ты падешь, Галатея, с подножия в эти объятия,

Или творенью проклятия

Грянет безумный творец! "

Взял ее за руку он… И чудесное что-то свершилось…

Сердце под мраморной грудью тревожно забилось;

Хлынула кровь по очерченным жилам ключом;

Дрогнули гибкие члены, недавно еще каменелые;