Стихотворения - [15]

И отличен был Нероном самим.

Коварный, ловкий, наглый и пригожий,

Он образцом был римского вельможи.

Эпикуреец, баснословный мот,

Он Эбобарба изумил недавно

Своею роскошью и выдумкой забавной:

На пруд Агриппы им был спущен плот,

Уставленный трапезными столами

И движимый десятками судов;

Придворные, одетые гребцами,

Под звуки лир и голоса певцов,

Вздымали мерно весла золотые

И медленно скользили по воде;

Когда ж на тихо-дышащем пруде

Заколыхались сумраки ночные,

В густых садах зажглися фонари, -

И длился пир до утренней зари.

По берегам стояли павильоны;

У их порогов с пламенем в очах,

С венками на заемных париках

Гостей встречали юные матроны.

Бессильны кисть и слово и резец

Для этих жриц и избранниц Гимена…

И вот уже двурогий свой венец

Сронила в море сонная Селена…

Но Тигеллин в пирах незабывал

На гласных дел, ни тайных поручений…

Теперь, под гнетом смутных впечатлений,

В триклиниум к Нерону он восстал:

Но понемногу стал повеселее, -

И скромно улыбается Поппее.

В этот день Поппея ездила с утра

По форуму; пред нею рабы бежали;

Испанские мулы ее теряли

Подковы из литого серебра;

Чернь жадная квандригу окужала

Кричала: "vivat! ", простиралась ниц…

Потом Поппея ванну заказала

Из молока девятисот ослиц;

Потом на пир заботливо рядилась:

Бессценныи мирром тело облила,

Бесценный жемчуг в косы заплела,

И вечером в триклиниум явилась,

Прекрасна - неизменно молода,

Как томная вечерняя звезда.

Под складками лазурного хитона,

Прозрачного, как утренний туман,

Сквозит ее полуразвитый стан,

Сквозит волна встревоженного лона.

Гибка, стройна, как тонкая лоза,

С приемами застенчивой девицы,

Поппея на стыдливые глаза

Склонила белокурые ресницы.

Казалось, эти детские уста

Одни приветы лепетать умели,

И в этом взоре девственном светлели

Одна любовь, невинность, чистота…

Но кто знавал Поппею покороче -

Не верил ни в ее уста, ни в очи.

Давно ли на Октавию она

Бессовестно Нерону клеветала

И скорбную супругу заставляла

Испить фиал бесчестия до дна?

… Пронеслась гроза,

И прошлое давно уже забыто было,

А в настоящем - новая беда!

В созвездии младых красот тогда

Взошло другое, яркое светило…

Досужий Рим, в честь новой красоты,

Жег фимиам похвал и робкой лести

И рассыпал поэзии цветы.

Сам кесарь с юной римлянкою вместе

Любил бывать, любил ей угождать,

К Поппее охлаждаясь понемногу;

Но та свою душевную грозу

Старалася от кесаря скрывать:

В ней зависть, гнев и ревность возбудила

Последняя камена - Маскимилла.

На первом ложе, в первой стороны

От ложа осеннего Нерона,

Ты возлегла красавица-матрона,

Богиней цветоносной красоты!

Пурпурная туника Мельпомены,

Не удержась на мраморе плече,

Слилась с него на девственные члены,

Весь трепетный твой стан изоблича.

Твоя коса венцом трехзвездным сжата;

Но, кажется, мгновение - и вот

Она алмазный обруч рвет

И раздробится в Иверни агата

О дорогую моза'ику плит…

Соперница Киприды и Харит,

Одной рукой ты уперлась на маску,

Другой - ритон с фалернским подняла;

Сама любовь лукаво расплела

Твоей котурны узкую повязку;

Сама любовь глядит в твоих очах,

Пылает на зардевшихся ланитах,

Смеется на коралловых устах…

Недаром в избалованных квиритах,

В изнеженцах Неронова двора

Ты пробудила дремлющие силы,

Недаром у порога Максимиллы

Они толпятся с ночи и до самого утра,

Недаром все сильнее и сильнее

Кипит вражда ревнивая в Поппее!

Не перечесть поклонников твоих,

От бедного плебея до вельможи!

Глава разгульной римской молодежи,

Законодатель пиршерств удалых,

Богач Петроний все дворцы и виллы,

Все земли, всех невольниц и рабов

Отдаст за взгляд приветный Максимиллы

И сам пойти в любовники готов;

Но Максимилле нужен не повеса:

Красавица взыскательна, горда -

Ей нужен муж совета и труда -

Могучий дух и воля Геркуллеса.

А вот и он, вот северный Алкид,

Сын Альбиона дальнего, Генгит,

Когда на берег непокорной Моны,

Удобное мгновенье излучив,

Светоний, темной ночью, чрез пролив,

Победные направил легионы,

И римляне в глубокой тишине

К отлогому прибрежью подплывали, -

Весь остров вдруг предстал пред них в огне:

Столетние деревья запылали

И осветили грозные ряды

Британцев. С распущенными власами,

Как фурии, с зажженными ветвями,

С речами гнева мести и вражды,

В рядах носились женщины толпою

И варваров воспламеняли к бою.

При зареве пылающих дубов,

При возгласах друидов разъяренных,

Посыпался на римлян изумленных

Дождь камней, стрел и копий с берегов.

Смутился строй воителей могучих;

Но крикнул вождь - и вмиг все берега

Они внесли орлов своих летучих

И ринулись на дерзкого врага:

Тогда-то в встречу сомкнутому строю,

Со шкурою медвежей на плечах,

С дубиной узловатою в руках,

Предстал Генгит, всех выше головою,

И римлян кровь ручьями полилась,

И дорого победа им далась.

Британцев смяли. Ранами покрытый,

Генгит упал на груду мертвых тел

И взят был в плен, и нехотя узрел

И Тибр и Капитолий именитый.

На первых играх вождь британский был,

При кликах черни, выведен на арену

И голыми руками задушил

Медведя и голодную гиену.

Затем его позвали во дворец,

Одели в пурпур, щедро наградили,

Толпой рабов послушных окружили

И подарили волей, наконец:

Как птица, ждал он ветерка родного,

Чтоб улетеь в свою отчизну снова,

Но… Максимилла встретилась ему, -

И полюбил дикарь неукротимый,

И позабыл про Альбион родимый.