Стихотворения - [12]

Домчится и до нас мгновенно,

Планету нашу заключит в свой круг,

Все атомы в пути освобождая,

- Чем нам грозит реакция цепная?...

А, пустяки! Нет, никакой не бог,

Мы - род людской - в ничтожестве своем,

Переступили логики порог,

И сами этот миг подготовляя,

Копили бомбы атомные...

Днем,

В четверг, окончится история Земная!...

Мичуринец, ночь на 17 октября 1965

ЛЕДОХОД

Небо вздувается гневной пучиной,

Темной, как в половодье река,

Словно большие, кровавые льдины,

Пенясь, на запад плывут облака.

Только прислушайся: гребнями плещут

Волны, к невидным кренясь берегам,

Льдины столкнулись, и шелест зловещий

Сухо проходит по ломким краям.

Солнце погасло в молочном тумане,

Черные с белыми - снег и вода,

Пятна сливаются, и не устанет

Омуты рыть ледяная гряда.

Ночь набегает, как черное пламя,

Слух напрягается. Воды звенят.

И с ледоходными облаками

Скрылась зима, и, змеясь чешуями,

Между очищенными берегами,

Звезды, как рыбы, глубины сверлят.

Волхов

Н А У Л И Ц Е

Лапландской варежкой витрина

Взяла меня за сердце вдруг,

И вдруг исчезли гул и стук,

Прохожие и магазины,

И я вступил в полярный круг

По мягкой белизне равнины.

И лыжный след о легком плене

Струной натянутой поет,

Хрустят копытцами олени,

Пугливо прыгая на лед,

От рук моих косые тени

Ложатся далеко вперед.

И я бегу, весну вдыхая,

И наконец беспечно рад

Безлюдью, холоду и маю

И розовым лучам...

"Назад!..."

Под грубый окрик, грязью смят,

Отскакиваю от трамвая.

ГОЛУБОЙ МЕЧЕТИ

I

Построена не в апельсинной роще,

Не у ручья меж потемневших скал,

И не был смугл нетерпеливый зодчий

И мудрого Корана не читал.

Над куполом не голубое небо,

Палящий зной не целовал мечеть,

Нет уголка, усталый путник где бы,

Прохладе рад, стал о Медине петь.

Нет... Над болотом, скованным цепями

Тяжеловесных, каменных громад,

Стоит одна, опутана снегами,

Пронизывающими Ленинград.

Чтоб тяжелей еще была разлука,

Над ней свинец опущенных небес,

И не услышать ей гортанным звуком

Пророненное: "Дарига-аттес"...

1922

II

И снова, снегам изменяя,

Как вор изменяет ножу,

О юге, мечеть голубая,

Молиться к тебе прихожу.

Дай коврик под ноги босые,

Чтоб я, распростертый на нем,

Увидел холмы золотые

И взрытый ключом водоем.

Склони полумесяц медяный,

И пусть минареты твои

Поют мне стихи из Корана,

Как в мае поют соловьи.

Мечту, омовенную пеньем,

Обнимет легко тишина,

Чтоб тополем, нежащим тенью,

Стройнее вставала она.

И полный твоею тоскою,

На улицу, в север, в снега

Я выйду, склонясь головою,

Как пленник под плети врага.

И пусть меня город чугунный

Морозом и гулом казнит

Хранит мою душу твой лунный,

Незыблемо выгнутый щит.

1926

НА ПАРОВОЗЕ

С тендера в топку, полено к полену...

- "Надо ровнее их шуровать!"

Кровью на лбу наливаются вены,

Пальцы дичают: ни сжать, ни разжать.

Льда наглотался проклятый ветер.

Мало ему по степям наглеть,

В будку забрался и шарит плетью,

Душу на клочья разносит плеть.

Искрами дышет круглая дверца,

Огненный пчельник лицо изгрыз,

Тяжко играть паровозному сердцу

С черною бездной: то вверх, то вниз.

- "Эй, подкидай, да побольше сразу!"

Голос механика слышен из тьмы.

Стрелка скренилась и так до отказа,

Эдак, пожалуй, взорвемся мы.

- "День-то сегодня который?" - "Сотый!

"Верно не будет уж станции нам?...

Рвется тревожный гудок по высотам,

Как надоел он приглохшим ушам.

И все стремительней, заиндевелый,

Летит паровоз, как взбешенный барс,

Стрелочником, видно, по пьяному делу

Пущенный вместо Москвы на Марс.

1921

А Т О М

Нам давно гордиться пора:

Все умеем мы делать сами.

Не беда, что мы слабы руками:

Броненосные крейсера,

Купола, что круглы, как гора,

И мосты поднимаем крюками.

На камнях и в сухой пыли

Выростает для нас пшеница,

В самых дальних углах земли

Маховик жужжа серебрится.

И летит через океан

Альбатросом аэроплан,

Вьются кабели под водой

И пласты угля под землей,

В тяжких домнах горит руда,

По степям бегут поезда,

И, кидаясь ветром с высот,

Под колесами скорость поет,

И пьянят человечью кровь

Злоба, золото и любовь...

Но постой, погоди, гордец,

Задержи похвальбу, пока

Ты в ладонь не собрал века

И не выжал из них, наконец,

Неделимое слово - то,

Что, как мед золотой густо,

Как металл каленый бело,

По вселенной бы потекло

И могло бы рушить миры

И могло б создавать миры,

Без машины и без рабов,

Без дневных, корявых трудов

И сияло бы словно свет,

Слово то, которого нет.

20-е годы

* *

*

Высокий мир великолепен,

Я полюбил вращаться в нем,

Но знаю: он ничем не сцеплен

С моим минутным бытием

Не называю я моими

Ни сны, ни вещи, ни звезду,

Непостижимо даже имя,

Каким крещен я на роду.

И хоть участвую в круженьи,

В тревогах дня, но лишь затем,

Чтобы людское подозренье

Меня не ссорило ни с чем.

И, может быть пространства, годы

Пророчат беды или мрак,

О приближении свободы.

Они дают мне тайный знак

1923

7.

* *

*

- Забыла я взять полотенце

В бассейн замечательный твой!

- Как вытереть Вас, эсселенца?

- Ты... вытри своей бородой!

- Но ведь борода, эсселенца,

Моя для массажа легка?

- Ну что ж! Помассируй коленцем,

Тебя ль мне учить, дурака!

Дубулты, 29 декабря 1971

* *

*

К стихотворцу - недотроге

Подошел сейчас я вдруг: