Стихотворения - [24]

Вдали багровой полосою

На небе зарево горит…

И, люльку детскую качая,

Поет славянка молодая…

«Не плачь, не плачь! иль сердцем чуешь,

Дитя, ты близкую беду!..

О, полно, рано ты тоскуешь:

Я от тебя не отойду.

Скорее мужа я утрачу.

Дитя, не плачь! и я заплачу!

Отец твой стал за честь и бога

В ряду бойцов против татар,

Кровавый след ему дорога,

Его булат блестит, как жар.

Взгляни, там зарево краснеет:

То битва семя смерти сеет.

Как рада я, что ты не в силах

Понять опасности своей,

Не плачут дети на могилах;

Им чужд и стыд и страх цепей;

Их жребий зависти достоин…»

Вдруг шум — и в двери входит воин.

Брада в крови, избиты латы.

«Свершилось! — восклицает он, —

Свершилось! торжествуй, проклятый!..

Наш милый край порабощен,

Татар мечи не удержали —

Орда взяла, и наши пали».

И он упал — и умирает

Кровавой смертию бойца.

Жена ребенка поднимает

Над бледной головой отца:

«Смотри, как умирают люди,

И мстить учись у женской груди!..»

Силуэт

Есть у меня твой силуэт,

Мне мил его печальный цвет;

Висит он на груди моей,

И мрачен он, как сердце в ней

В глазах нет жизни и огня,

Зато он вечно близ меня;

Он тень твоя, но я люблю,

Как тень блаженства, тень твою.

Как дух отчаянья и зла…

Как дух отчаянья и зла,

Мою ты душу обняла;

О! для чего тебе нельзя

Ее совсем взять у меня?

Моя душа твой вечный храм:

Как божество, твой образ там;

Не от небес, лишь от него

Я жду спасенья своего.

Я не люблю тебя…

Я не люблю тебя; страстей[97]

И мук умчался прежний сон;

Но образ твой в душе моей

Все жив, хотя бессилен он;

Другим предавшися мечтам,

Я все забыть его не мог;

Так храм оставленный — все храм,

Кумир поверженный — все бог!

Стансы

Мгновенно пробежав умом[98]

Всю цепь того, что прежде было, —

Я не жалею о былом:

Оно меня не усладило,

Как настоящее, оно

Страстями бурными облито

И вьюгой зла занесено,

Как снегом крест в степи забытый.

Ответа на любовь мою

Напрасно жаждал я душою,

И если о любви пою —

Она была моей мечтою.

Как метеор в вечерней мгле,

Она очам моим блеснула

И, бывши все мне на земле,

Как все земное, обманула.

1830 — 1831

Звезда

Вверху одна[99]

Горит звезда;

Мой ум она

Манит всегда;

Мои мечты

Она влечет

И с высоты

Меня зовет!.

Таков же был

Тот нежный взор,

Что я любил

Судьбе в укор.

Мук никогда

Он зреть не мог,

Как та звезда,

Он был далек.

Усталых вежд

Я не смыкал,

Я без надежд

К нему взирал!

Раскаянье

К чему мятежное роптанье,

Укор владеющей судьбе?

Она была добра к тебе,

Ты создал сам свое страданье.

Бессмысленный, ты обладал

Душою чистой, откровенной,

Всеобщим злом не зараженной,

И этот клад ты потерял.

Огонь любви первоначальной

Ты в ней решился зародить

И далее не мог любить,

Достигнув цели сей печальной.

Ты презрел все; между людей

Стоишь, как дуб в стране пустынной,

И тихий плач любви невинной

Не мог потрясть души твоей.

Не дважды бог дает нам радость,

Взаимной страстью веселя;

Без утешения, томя,

Пройдет и жизнь твоя, как младость.

Ее лобзанье встретишь ты

В устах обманщицы прекрасной;

И будут пред тобой всечасно

Предмета первого черты.

О, вымоли ее прощенье,

Пади, пади к ее ногам,

Не то ты приготовишь сам

Свой ад, отвергнув примиренье.

Хоть будешь ты еще любить,

Но прежним чувствам нет возврату,

Ты вечно первую утрату

Не будешь в силах заменить.

Венеция

Врубель. Венеция

Поверхностью морей отражена,[100]

Богатая Венеция почила,

Сырой туман дымился, и луна

Высокие твердыни серебрила.

Чуть виден бег далекого ветрила,

Студеная вечерняя волна

Едва шумит под веслами гондолы

И повторяет звуки баркаролы.

Мне чудится, что это ночи стон,

Как мы, своим покоем недовольной,

Но снова песнь! и вновь гитары звон!

О, бойтеся, мужья, сей песни вольной.

Советую, хотя мне это больно,

Не выпускать красавиц ваших жен;

Но если вы в сей миг неверны сами,

Тогда, друзья! да будет мир меж вами!

И мир с тобой, прекрасный Чичизбей,

И мир с тобой, лукавая Мелина.

Неситеся по прихоти морей,

Любовь нередко бережет пучина;

Хоть и над морем царствует судьбина,

Гонитель вечный счастливых людей,

Но талисман пустынного лобзанья

Уводит сердца темные мечтанья.

Рука с рукой, свободу дав очам,

Сидят в ладье и шепчут меж собою;

Она вверяет месячным лучам

Младую грудь с пленительной рукою,

Укрытые досель под епанчою,

Чтоб юношу сильней прижать к устам;

Меж тем вдали то грустный, то веселый

Раздался звук обычной баркаролы:

Как в дальнем море ветерок,

Свободен вечно мой челнок;

Как речки быстрое русло,

Не устает мое весло.

Гондола по воде скользит,

А время по любви летит;

Опять сровняется вода,

Страсть не воскреснет никогда.

Я видел раз ее в веселом вихре бала…

Я видел раз ее в веселом вихре бала;[101]

Казалось, мне она понравиться желала;

Очей приветливость, движений быстрота,

Природный блеск ланит и груди полнота —

Все, все наполнило б мне ум очарованьем,

Когда б совсем иным, бессмысленным желаньем

Я не был угнетен; когда бы предо мной

Не пролетала тень с насмешкою пустой,

Когда б я только мог забыть черты другие,

Лицо бесцветное и взоры ледяные!..

Подражание Байрону

Не смейся, друг, над жертвою страстей,[102]

Венец терновый я сужден влачить;

Не быть ей вечно у груди моей,

И что ж, я не могу другой любить.

Как цепь гремит за узником, за мной

Так мысль о будущем, и нет иной.

Я вижу длинный ряд тяжелых лет,

А там людьми презренный гроб, он ждет,