Стихотворения - [7]

любитель и даже

изобразитель природы земной,

я вижу болото —

и в этом пейзаже

забавные вещи передо мной.

Там в маленькой келье молчальник ютится

слагает стихи, от натуги сопя,

там квакает утка — чванливая птица,

не понимая сама себя.

Гуляет собачка —

у этой собачки

стихоплетений распухшие пачки,

где визг

как девиз,

и повсюду известны

собачкина кличка, порода, цена,

«литературные манифесты»,

где визг,

что поэзия — это она.

Так это же смех —

обалдеют и ринутся

нормальные люди к защелкам дверей,

но только бы прочь от такого зверинца —

от рыб и от птиц, от собачек скорей.

Другое болото —

героями Плевны

по ровным,

огромным,

газетным листам

пасутся стадами левые Левины,

лавируют правые Друзины там,

трясутся, лепечут: да я не я… я не я…

ведь это не мой кругозор, горизонт…

Скучает Горелов, прося подаяния

на погорелое место — Литфронт?.

И киснет критическое молоко в них,

но что же другого им делать троим?

Вот разве маниакальный полковник

их

поведет

за конем

своим.

А нам наплевать —

неприятен, рекламен

кому-то угодный критический вой,

и я — если мне позволяет регламент —

продолжу мон_о_лог растрепанный свой.

Мы подняли руки в погоне за словом,

мы пишем о самых различных вещах,

о сумрачных предках,

о небе лиловом,

о белых,

зеленых

и синих прыщах,

о славных парнишках, —

и девочкой грустной

закончим лирическую дребедень,

а пар «чаепитий», тяжелый и вкусный,

стоит, закрывая сегодняшний день.

Обычный позор стихотворного блуда —

на первое — выучка,

звон,

акварель,

и вот преподносим читателю блюдо —

военный пейзажик a la натурель.

А в это время заживо

гниющего с башки

белогвардейца каждого

зовут:

руби и жги.

Последнее коленце им

выкинуть пора,

над планом интервенции

сидят профессора.

Стоит куском предания,

синонимом беды,

Британия,

Британия,

владычица воды.

Позолота панциря,

бокальчик вина —

Франция,

Франция —

Пуанкаре-Война.

И ты проморгаешь войну,

проворонишь

ее —

на лирическом греясь боку,

и вот —

налетают уже на Воронеж,

на Ленинград,

на Москву,

на Баку.

Но наше зло не клонится,

не прячется впотьмах,

и наших песен конница

идет на полный мах.

Рифм стальные лезвия

свистят:

«Войне — война», —

чтоб о нас впоследствии

вспомнили сполна.

. . . .

Сегодня ж — в бездействии рифмы мои,

и ржавчиной слово затронуто,

гляди — за рекой не смолкают бои

чугунолитейного фронта.

Мне горько —

без нашего ремесла,

без нашего нужного вымысла

республика славу

качала, несла

и кверху огромную вынесла.

Сегодня без лишнего слова мы

перед лицом беды

республикой мобилизованы

и выстроены в ряды.

Ударим на неприятеля —

ударим — давно пора —

сегодня на предприятия

ударниками пера.

Без бутафории, помпы,

без конфетти речей,

чтоб лозунги били, как бомбы,

вредителей и рвачей.

Чтоб рифм голубые лезвия

взошли надо мной, над тобой,

Подразделенье Поэзия,

налево

и прямо в бой.

<1931>

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО МОИМ ПРИЯТЕЛЯМ

Всё те же мы: нам целый мир — чужбина;

Отечество нам Царское Село.

А. С. Пушкин

1

Мне дорожка в молодость

издавна знакома:

тут смешок,

тут выпивка,

но в конце концов —

все мои приятели —

всё бюро райкома —

Лешка Егоров,

Мишка Кузнецов,

комсомольцы Сормова, —

ребята —

иже с ними.

Я — такой же аховый —

парень-вырви-гвоздь…

Точка —

снова вижу вас

глазами косыми

через пятилетье, большое насквозь.

Ох, давно не виделись, чертовы куклы, мы,

посидеть бы вместе,

покурить махры,

вспомнить, между прочим,

что были мы пухлыми

мальчиками-с-пальчиками —

не хухры-мухры.

В голос песни пели,

каблуками стукали,

только от мороза на щеке слеза.

Васька Молчанов —

ты ли мне не друг ли?

Хоть бы написал товарищу раз_а_.

Как писали раньше:

так-то вот и так-то…

живу, поживаю —

как на небеси…

Повстречал хорошенькую —

полюбил де-факто,

только не де-юре — боже упаси.

2

Утренняя изморозь —

плохая погода,

через пень-колоду, в опорках живем,

снова дует ветер двадцатого года —

батальоны ЧОНа

стоят под ружьем.

А в лесу берлоги,

мохнатые ели,

чертовы болота,

на дыре — дыра,

и лесные до смерти бандиты надоели,

потому бандитам помирать пора.

Осенью поляны

все зарею вышиты,

ЧОНовский разведчик

выполз, глядит…

Ишь ты,

поди ж ты,

что же говоришь ты —

ты ль меня,

я ль тебя,

молодой бандит.

Это наша молодость —

школа комсомола,

где не разучивают слова: «боюсь?»

и зовут чужбиною

Царские Села,

и зовут отечеством

Советский Союз.

Точка —

ночью звезды

тлеют, как угли,

с ЧОНа отечество

идет, как с туза…

Васька Молчанов —

ты ли мне не друг ли?

Хоть бы написал товарищу раз_а_.

3

Вы на партработе —

тяжелое дело

брать за манишку бредущих наугад,

как щенков натаскивать,

чтобы завертело

в грохоте ударных и сквозных бригад.

Я сижу и думаю —

мальчики что надо,

каждый знает дело,

не прет на авось, —

«Молодость и дружба» — сквозная бригада

через пятилетье, большое насквозь.

4

Предположим вызов.

Военное времечко —

встанут на границах особые полки.

Офицеру в темечко

влипнет, словно семечко,

разрывная пуля из нашей руки.

Всё возьмем нахрапом —

разорвись и тресни,

генерал задрипанный, замри на скаку…

Может, так и будет,

как поется в песне:

— Были два товарища

в одном они полку…?

5

Слова-ребятишки

падают, как шишки, —

все мы дело делаем,

как и до сих пор;

думку о разлуке вытрави и выжги,

дело — наша встреча,

веселый разговор.

Мы повсюду вместе —

мальчики что надо,

будьте покойнички,

каждый — вырви-гвоздь…

«Молодость и дружба» — сквозная бригада

через пятилетье, большое насквозь.