Стихотворения - [29]

Пристань-изба упованьем цветет,

Веще мурлычет подойнику кот,

Птенчики-зерна в мышиной норе

Грезят о светлой засевной поре;

Только б привратницу — серую мышь —

Скрипы вспугнули от мартовских лыж,

К зернышку в гости пожалует жук,

С каплей-малюткою — лучиков пук.

Пегая глыба, прядя солнопёк,

Выгонит в стебель ячменный пупок.

Глядь, колосок, как подругу бекас,

Артосом кормит лазоревый Спас…

Ангел простых человеческих дел

В книжных потемках лучом заалел.

Братья, Субботе Земли

Всякий любезно внемли:

Лишь на груди избяной

Вы обретете покой!

Только ковриги сосцы —

Гаг самоцветных ловцы,

Яйца кладет, где таган,

Дум яровой пеликан…

Светел запечный притин —

Китеж Мемёлф и Арин,

Где словорунный козел

Трется о бабкин подол.

Там образок Купины —

Чаша ржаной глубины;

Тела и крови Руси,

Брат озаренный, вкуси!

Есть Вседержитель гумна,

Пестун мирского зерна,

Он, как лосиха телка,

Лижет земные бока,

Пахоту поит слюной

Смуглой Господь избяной.

Перед Ним единым,

Как молокой сом,

Пьян вином овинным,

Исхожу стихом.

И в ответ на звуки

Гомонят улов

Осетры и щуки

Пододонных слов.

Мысленные мрежи,

Слуха вертоград,

Глуби Заонежий

Перлами дарят.

Палеостров, Выгу,

Кижи, Соловки

Выплескали в книгу

Радуг черпаки.

Там, псаломогорьем

Звон и чаек крик,

И горит над морем

Мой полярный лик.

Ангел простых человеческих дел

В сердце мое жаворонком влетел.

Видит, светелка, как скатерть, чиста,

Всюду цветут «ноготки» и «уста»,

Труд яснозубый тачает суму —

Слитки беречь рудокопу Уму,

Девушка Совесть вдевает в иглу

Нити стыда и ресничную мглу…

Ткач пренебесный, что сердце потряс,

Полднем солов, ввечеру синеглаз,

Выткал затон, где напевы-киты

Дремлют в пучине до бурь красоты…

Это — Суббота у смертной черты,

Это — Суббота опосле Креста…

Кровью рудеют России уста,

Камень привален, и плачущий Петр

В ночи всемирной стоит у ворот…

Мы готовим ароматы

Из березовой губы,

Чтоб помазать водоскаты

У Марииной избы.

Гробно выбелим убрусы

И с заранкой-снегирем

Пеклеванному Исусу

Алевастры понесем.

Ты уснул, пшеничноликий,

В васильковых пеленах…

Потным платом Вероники

Потянуло от рубах.

Блинный сад благоуханен…

Мы идем чрез времена,

Чтоб отведать в новой Кане

Огнепального вина.

Вот и пещные ворота,

Где воркует голубь-сон,

И на камне Мать-Суббота

Голубой допряла лен.

<1922>

* Мой край, мое поморье, *

Мой край, мое поморье,

Где песни в глубине!

Твои лядины, взгорья

Дозорены Егорьем

На лебеде-коне!

Твоя судьба — гагара

С Кащеевым яйцом,

С лучиною стожары,

И повитухи-хмары

Склонились над гнездом.

Ты посвети лучиной,

Синебородый дед!

Гнездо шумит осиной,

Ямщицкою кручиной

С метелицей вослед.

За вьюжною кибиткой

Гагар нескор полет…

Тебе бы сад с калиткой

Да опашень враскидку

У лебединых вод.

Боярышней собольей

Привиделся ты мне,

Но в сорок лет до боли

Глядеть в глаза сокольи

Зазорно в тишине.

Приснился ты белицей —

По бровь холстинный плат,

Но Алконостом-птицей

Иль вещею зегзицей

Не кануть в струнный лад.

Остались только взгорья,

Ковыль да синь-туман,

Меж тем как редкоборьем

Над лебедем Егорьем

Орлит аэроплан.

Успокоение

Падает снег на дорогу —

Белый ромашковый цвет,

Может, дойду понемногу

К окнам, где ласковый свет,

Топчут усталые ноги

Белый ромашковый цвет.

Вижу за окнами прялку,

Песенку мама поет,

С нитью веселой вповалку

Пухлый мурлыкает кот,

Мышку-вдову за мочалку

Замуж сверчок выдает.

Сладко уснуть на лежанке…

Кот — непробудный сосед.

Пусть забубнит в позаранки

Ульем на странника дед,

Сед он, как пень на полянке —

Белый ромашковый цвет.

Только б коснуться покоя,

В сумке огниво и трут,

Яблоней в розовом зное

Щеки мои расцветут

Там, где вплетает левкои

В мамины косы уют.

Жизнь — океан многозвoнный —

Путнику плещет вослед.

Волгу ли, берег ли Роны —

Всё принимает поэт…

Тихо ложится на склоны

Белый ромашковый цвет.

1926

ПЛАЧ О СЕРГЕЕ ЕСЕНИНЕ

Младая память моя железом погибнет,

и тонкое мое тело увядает…

Плач Василька, князя Ростовского

Мы свое отбаяли до срока —

Журавли, застигнутые вьюгой.

Нам в отлет на родине далекой

Снежный бор звенит своей кольчугой

С.А. Есенин и Н.А. Клюев. Петроград, 1915 г.

Помяни, чёртушко, Есенина

Кутьей из углей да из омылок банных!

А в моей квашне пьяно вспенена

Опара для свадеб да игрищ багряных.

А у меня изба новая —

Полати с подзором, божница неугасимая,

Намел из подлавочья ярого слова я

Тебе, мой совенок, птаха моя любимая!

Пришел ты из Рязани платочком бухарским,

Нестираным, неполосканым, немыленым,

Звал мою пазуху улусом татарским,

Зубы табунами, а бороду филином!

Лепил я твою душеньку, как гнездо касатка,

Слюной крепил мысли, слова слезинками,

Да погасла зарная свеченька, моя лесная лампадка,

Ушел ты от меня разбойными тропинками!

Кручинушка была деду лесному,

Трепались по урочищам берестяные седины,

Плакал дымом овинник, а прясла солому

Пускали по ветру, как пух лебединый.

* * *

Из-под кобыльей головы, загиблыми мхами

Протянулась окаянная пьяная стежка.

Следом за твоими лаковыми башмаками

Увязалась поджарая дохлая кошка, —

Ни крестом от нее, ни пестом, ни мукой,

Женился ли, умер — она у глотки,

Вот и острупел ты веселой скукой

В кабацком буруне топить свои лодки!

А всё за грехи, за измену зыбке,

Запечным богам Медосту да Власу.

Тошнёхонько облик кровавый и глыбкий

Заре вышивать по речному атласу!

* * *

Рожоное мое дитятко, матюжник милый,