Стихотворения - [4]

Первый

Там обитают черные враны,

Алчные птицы; хищные звери

С ревом копают в земле.

Второй

Маленький кролик в травке зеленой

С милой подружкой там отдыхает;

Голубь на веточке спит.

Первый

Сырость со мглою, густо мешаясь,

Плавают тамо в воздухе душном;

Древо без листьев стоит.

Второй

Тамо струится в воздухе светлом

Пар благовонный синих фиалок,

Белых ясминов, лилей.

Первый

Странник боится мертвой юдоли;

Ужас и трепет чувствуя в сердце,

Мимо кладбища спешит.

Второй

Странник усталый видит обитель

Вечного мира — посох бросая,

Там остается навек.

1792

К соловью

Пой во мраке тихой рощи,

Нежный, кроткий соловей!

Пой при свете лунной нощи!

Глас твой мил душе моей.

Но почто ж рекой катятся

Слезы из моих очей,

Чувства ноют и томятся

От гармонии твоей?

Ах! я вспомнил незабвенных,

В недрах хладныя земли

Хищной смертью заключенных;

Их могилы заросли

Все высокою травою.

Я остался сиротою…

Я остался в горе жить,

Тосковать и слезы лить!..

С кем теперь мне наслаждаться

Нежной песнию твоей?

С кем природой утешаться?

Все печально без друзей!

С ними дух наш умирает,

Радость жизни отлетает;

Сердцу скучно одному —

Свет пустыня, мрак ему.

Скоро ль песнию своею,

О любезный соловей,

Над могилою моею

Будешь ты пленять людей?

1793

Семейный портрет князей Барятинских.

Гравюра Р. Морген с оригинала А. Кауфман. 1790-е годы.

Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.

Послание к Дмитриеву в ответ на его стихи, в которых он жалуется на скоротечность счастливой молодости [31]

Конечно так, — ты прав, мой друг!

Цвет счастья скоро увядает,

И юность наша есть тот луг,

Где сей красавец расцветает.

Тогда в эфире мы живем

И нектар сладостный пием

Из полной олимпийской чаши;

Но жизни алая весна

Есть миг — увы! пройдет она,

И с нею мысли, чувства наши

Лишатся свежести своей.

Что прежде душу веселило,

К себе с улыбкою манило,

Немило, скучно будет ей.

Надежды и мечты златые,

Как птички, быстро улетят,

И тени хладные, густые

Над нами солнце затемнят, —

Тогда, подобно Иксиону,

Не милую свою Юнону,

Но дым увидим пред собой![32]

И я, о друг мой, наслаждался

Своею красною весной;

И я мечтами обольщался —

Любил с горячностью людей,

Как нежных братий и друзей;

Желал добра им всей душею;

Готов был кровию моею

Пожертвовать для счастья их

И в самых горестях своих

Надеждой сладкой веселился

Небесполезно жить для них —

Мой дух сей мыслию гордился!

Источник радостей и благ

Открыть в чувствительных душах;

Пленить их истиной святою,

Ее нетленной красотою;

Орудием небесным быть

И в памяти потомства жить

Казалось мне всего славнее,

Всего прекраснее, милее!

Я жребий свой благословлял,

Любуясь прелестью награды, —

И тихий свет моей лампады

С звездою утра угасал.

Златое дневное светило

Примером, образцом мне было…

Почто, почто, мой друг, не век

Обманом счастлив человек?

Но время, опыт разрушают

Воздушный замок юных лет;

Красы волшебства исчезают…

Теперь иной я вижу свет, —

И вижу ясно, что с Платоном

Республик нам не учредить,[33]

С Питтаком, Фалесом, Зеноном[34]

Сердец жестоких не смягчить.

Ах! зло под солнцем бесконечно,

И люди будут — люди вечно.

Когда несчастных Данаид[35]

Сосуд наполнится водою,

Тогда, чудесною судьбою,

Наш шар приимет лучший вид:

Сатурн на землю возвратится

И тигра с агнцем помирит;

Богатый с бедным подружится

И слабый сильного простит.

Дотоле истина опасна,

Одним скучна, другим ужасна;

Никто не хочет ей внимать,

И часто яд тому есть плата,

Кто гласом мудрого Сократа[36]

Дерзает буйству угрожать.

Гордец не любит наставленья,

Глупец не терпит просвещенья —

Итак, лампаду угасим,

Желая доброй ночи им.

Но что же нам, о друг любезный,

Осталось делать в жизни сей,

Когда не можем быть полезны,

Не можем пременить людей?

Оплакать бедных смертных долю

И мрачный свет предать на волю

Судьбы и рока: пусть они,

Сим миром правя искони,

И впредь творят что им угодно!

А мы, любя дышать свободно,

Себе построим тихий кров

За мрачной сению лесов,

Куда бы злые и невежды

Вовек дороги не нашли

И где б без страха и надежды

Мы в мире жить с собой могли,

Гнушаться издали пороком

И ясным, терпеливым оком

Взирать на тучи, вихрь сует,

От грома, бури укрываясь

И в чистом сердце наслаждаясь

Мерцанием вечерних лет,

Остатком теплых дней осенних.

Хотя уж нет цветов весенних

У нас на лицах, на устах

И юный огнь погас в глазах;

Хотя красавицы престали

Меня любезным называть

(Зефиры с нами отыграли!),

Но мы не до́лжны унывать:

Живем по общему закону!..

Отелло в старости своей

Пленил младую Дездемону[37]

И вкрался тихо в сердце к ней

Любезных муз прелестным даром.

Он с нежным, трогательным жаром

В картинах ей изображал,

Как случай в жизни им играл;

Как он за дальними морями,

Необозримыми степями,

Между ревущих, пенных рек,

Среди лесов густых, дремучих,

Песков горящих и сыпучих,

Где люди не бывали ввек,

Бесстрашно в юности скитался,

Со львами, тиграми сражался,

Терпел жестокий зной и хлад,

Терпел усталость, жажду, глад.

Она внимала, удивлялась;

Брала участие во всем;

В опасность вместе с ним вдавалась

И в нежном пламени своем,

С блестящею в очах слезою,

Сказала: «Я люблю тебя!»

И мы, любезный друг, с тобою

Найдем подругу для себя,

Подругу с милою душею,

Она приятностью своею

Украсит запад наших дней.

Беседа опытных людей,

Их басни, повести и были

(Нас лета сказкам научили!)